Зазимок

Годенко Михаил Матвеевич

— Веселый хлопец!

В распахнутых окнах, у калиток, у заборов появились любопытные лица:

— Куда вас гонят?

— На колбасу, тетеньки!

— В «Заготживсырье»!

У ворот больницы расположились табором. Правда, пока «армия» добиралась до больницы, она понесла ощутимые потери. Десятка полтора, а то и все два, жителей пропало без вести. То есть не совсем без вести. Кто в лавке задержался, кто к куму заглянул — давно не виделись, кто юркнул в свои ворота — добро, на пути оказались. В общем, колонна поредела.

Заведующий больницей

посадил врачей по кабинетам, мобилизовал весь персонал. И в грудь стучат, и в уши заглядывают, и приседать заставляют. Человек восемь больных оказалось. Остальные, говорят, вполне удовлетворительные. И нагибаться можно, и сапку в руках держать не запрещается. Чтоб голова не кружилась, платком ее от солнца прикрывать посоветовали или шляпой соломенной.

Костя взял всех на учет, разбил по звеньям. Выделил старших.

— Завтра в поле!

— Ага, нас в поле, а тем, кто улизнул, шо?

— Всех найду, тетеньки, не тревожьтесь понапрасну. — Костя радовался, что открыл такие резервы. — Они у меня в руках, — помахал бюллетенями. — Ночь не посплю, обойду все дворы, из-под земли достану.

Тетки повеселели.

— Ох, и гарный у нас председатель! Где такие летчики-молодчики родятся?

— На Черноморском флоте, тетечка. Зашел с хвоста, дал очередь — и не ходи босый! — Костя шутливо обнял молодицу.

Другая заметила:

— Манька, не сильно липни, у него жена рыжая, а рыжие страсть ревнивые!

— Рязанская у Кости Антоновича!

— Тю, чи ему хохлушек мало, что на чужих позарился?

— Все наши! — Костя рассмеялся белозубо, сгреб несколько женщин. — Ах вы, махновцы!

Неспроста попало Косте на язык это словечко — «махновцы». Наших слободян зовут так издавна. Еще с тех пор, как гуляйпольский учитель Нестор Иванович, позже «батько Махно», появился на слободской улице. Давно это было, в гражданскую. Шел Махно на Екатеринослав. Шел вроде бы помогать красным, против беляков навострил сабли. На эту удочку многие и попались. «Даешь Катеринослав!» И повалили. Потом раскусили «батьку», по домам разбежались. Кое-кто, конечно, далеко пошел. Но большинство опомнилось. А вот кличка осталась. Бывало, спросят кого из наших, скажем, на Донбассе или в Криворожье:

— Откуда?

— Из слободы.

— Яка це слобода?

— Та, что на Гуляйпольской дороге.

— Понятно: махновец!

Теперь «махновцем» называют только в шутку.

Возвращался председатель в контору и думал: «Радоваться или плакать? И то и другое. Что нашел столько свободных рук — радостно. Что не пылил, как старая таратайка, а говорил людям необидные слова — тоже неплохо. Но оттого, что народ прикрывается липой, лишь бы не идти в степь, плакать хочется. Правду отец предрекал: «Хватишь по завязку!»

3

Микита Перехват ездит на «ковровце». В слободе говорят:

— Летает, как муха!

«Ковровец» — мотоцикл. Спросите, где такие выпускают? Наверно, в Коврове, раз он «ковровец». Есть в селе и другие машины. Скажем, ИЖ, или «ижак», что по-нашему

значит «еж». «Ижак», конечно, не чета «ковровцу». Силен, как зверь. И коляска сбоку. Сам за руль. Жену за спину — на заднее сиденье. Тещу в коляску. Лети хоть на край света!

На «ижаках» гоняют механизаторы: трактористы, комбайнеры — самый богатый народ на селе. Кроме того, им без транспорта никак нельзя. Степь широкая, бригады по степи раскиданы вольно: пешком пойдешь — ног не хватит. Вот и покупают «ижаков». Дорого — зато машина. Денег, как уже сказано, механизаторам не занимать. У них «минимум». При самом низком урожае — положи ему на трудодень законные килограммы и не разговаривай. Правильно, конечно. Тракторист день и ночь в степи. Дождь его полосует, крупа сечет. Комбайнеры, те в страду и вовсе не спят. При солнце, при звездах тарахтят комбайнами, словно драгами, живое золото добывают. Как же им не платить по высокой шкале!

Микита не тракторист, не комбайнер, всего-навсего лаборант: заведует в школе физико-химическим кабинетом. В первые годы после войны вел уроки физики, хотя он и без диплома. Дело понятное: учителей не хватало. Теперь их столько, что Миките пришлось потесниться. В общем, лаборант. Кроме того, оркестром духовым руководит, как раньше, бывало, Алексей Петрович. Руководит и сам играет. Бывшего капельмейстера «капильдудкой» звали. Микиту зовут проще: «дударь».

Говорят иногда так:

— Микита-дударь пошел с дудою. Не иначе похороны сегодня.

И так говорят:

— Дударь подался на ставок, видно, клев хороший.

А то скажут:

— Носится с дудкой, як батько с сумкой.

Это, значит, на Павла Перехвата намекают, на листоношу покойного.

Сейчас Микита ездит на «ковровце». Его дудка, или, точнее, баритон, висит на ремне за плечами, как автомат. Удобно, что на ремне. Если надо, соскочил с «ковровца», прислонил мотоцикл к дереву или к камню, дудку медную на грудь — дуй себе на здоровье! Некоторые задают невинные вопросы:

— Микит Палыч, а сможете так, чтобы на ходу играть, не слезая с машины?

Микита мнет черную родинку, говорит серьезно:

— Сынок, ты видел в городе на базаре шатер?

— Який шатер?

— Шапито называется, цирк, одним словом.

— Бачив!

— Помнишь, как трюкач петлю смерти на мотоцикле крутит?

— Ну!

— То я его научил.

— Неужели?..

— На ходу играю, из ружья стреляю и на барабане выбиваю.

— Правда?

— Спроси у своей матери!

Микита с одного удара заводит мотоцикл, лихо вскакивает на седло. И от него остается всего полоска дыма. На том месте, где он только что был, еще долго не умолкает хохот.

— Вот скажет, так скажет! Кишки надорвешь!

— Умеет ваньку валять. В батька пошел!..

Есть поговорка: с миру по нитке — голому рубашка. Микита собрал мотоцикл. У одного на чердаке нашел раму.

— Продай!

— Даром бери.

В другом месте обода нашлись.

— Сколько хочешь?

— Сколько дашь, столько и мое!