Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Ширман Григорий Яковлевич

49

Заката распустились маки И облетели в тот же час. И в голубом хрустальном мраке Хмелеют диски чьих-то глаз. И кто-то близкий необъятный Тихонько к сердцу подошел, И гранит в безднах бриллианты, И грез натягивает шелк. Забуду час теперь который, Забуду я который век. Уйду я в синие просторы По лунной матовой траве. Забуду миф о солнце милом, Я ванну лунную приму. Влюбился в мертвое светило, Что шлейфом по столетьям – тьму. И

сил у мира не хватает, Чтоб лунный вытравить загар. И кожа сердца золотая Звенит, звенит от стрел врага.

50

Обиды грустными крылами Обвеяна издревле Русь. Недаром в мировое пламя Ее бушующая грусть. Здесь ветры пляшут неустанно Под звон сосновый, звон гитар. Вон там березки Левитана В девичьем поле ждут татар. И платина, металл крепчайший, В спине меж двух материков Залег многопудовой чашей И тянет многих ходоков. А солнце – молот, реки плющит… На мостовых у нас трава. Волшебны наши сны, – а пуще Широко-низкая Москва.

51

Какое странное занятье Стихи пописывать, друзья. Небось, и сами верно знаете, Какая скользкая стезя. Почитывать нас мало стали, Не покупают нас хоть бей. Кому нужны немые дали И громыхание зыбей? Куда нужней, куда полезней Романы, пудра, башмаки… Зачем вздыхать о синей бездне, Быть вечным рыцарем тоски? И вот, по мнению ученых, – Столбцы элегий и баллад Микробами болезней сонных, Как выси звездами, кишат. От их безбрежного потопа Погибнет снежная Европа, Как наш недавний верный друг, Профессор славный Эренбург.

52

В кустах кирпичных, где поглуше, По переулкам, где тоска, Ночные хоботы церквушек Крестами лижут облака. Колоколов зеленых уши Висят, как дряхлые листы. А небосвод, давно уснувший, Спросонок скалит на кресты. И золотых миров плевками – В седые хоботы церквей. И веры старой серый камень Еще бледней, еще мертвей. И меж седыми облаками, Как переспелый плод, луна. И льнет к очам, к оконцам камер, Крылом неведомого сна.

53

Мы золотым подобны стаям Периодических комет, В ночах веков перелетаем, Как моль, с предмета на предмет. Плетем метельные мы сети Неунимающихся зим. Вечерним снегом тихо светим И тихой гибелью грозим. Солнца далекие, как гнезда В листве вселенной голубой… О, свет, не я ли слово создал, Не я ль смеюся над тобой? И я лечу, чтобы звучало О струны волн мое крыло. Ведь твой конец – мое начало, Ведь холод твой – мое тепло. И чрез иную, как чрез эту, Я все миную рубежи. Творцу древнейшему, поэту Вселенная принадлежит.

54

Не извивайся,

не упорствуй, Не проливай сладчайший яд, – Пособьями по свиноводству Витрины времени пестрят. Народ стихов не терпит боле, Не разоряется на них, И говорят, что даже болен, Кто в ночь вырезывает стих. Уж мир заранее хоронит Его насмешкой роковой. Да, он – неизлечимый хроник, Он вечен, как мятели вой. Кто знает, – не его ль зачатье – Его конец в лесу глухом, Когда крестом вы отмечаете Его могильный свежий холм. О, тихий друг, благодари же, Что на свободе ты пока, Что не больничный сторож рыжий, А лишь закат – на три замка.

55

Ни одного еще алмаза Над вечереющей Москвой, А здания закат измазал, И золото на мостовой. И в золотой пыли Тверская, В недвижно золотом дыму… Хотел бы знать, кому сверкает, Смеется счастие кому. У длинных черепов трамваев Уже глаза воспалены. И рельс протяжней завывает От колеса и от луны. И тот, кто счастлив, руки пучит, Чтоб искру лишнюю украсть. И телом женщины скрипучим Продажная смеется страсть.

56

Бичами вечер в очи хлещет, Кнутами золотыми бьет, И в плечи – звезд впилися клещи, И жаром прет закатный рот. И голубой зарницы веер Трепещет на груди земной. Конец, описанный Матвеем, Крылами реет надо мной. Тебя я вижу, – ты насыпал Курган сырой лазури сам. Уж гром далекий басом сиплым Над нами панихиду там. Но я от света не ослепну, Я лягу на снопы лучей, И своего я света лепту – Тебе, вселенной казначей. За то, что нет на свете мрака, Лишь радуг мрачных свет кругом. И не чертей, а леших драка В лесу Эреба голубом.

57

Как мастер, будь молчаньем горд. Твою заря клеит афишу. И пусть ее не видит город, – Ее петух и рощи слышат. И для тебя как мука пусть – Купаться в блещущей витрине. Лишь непроявленная грусть В аду зрачков, как пламень синий. И там в очах, в ночищах камер Неизреченных мыслей зуд, И вьются звезды светляками, По мозговым волнам ползут. А ты крепися, молодая И нестареющая мощь, И, никого не осуждая, Не преклоняйся, мастер, вождь.

58

Они у жизни ищут смысл. Ни к блеске дня найти не могут И ни в таблице звездных числ. Не видят вечную дорогу. Пропала истины игла. Не поднял ни один философ. Лишь перья скрюченных вопросов Над безднами качает мгла. Но надо жить лишь миг хотя бы, Чтоб очи сонные продрать, Чтоб видеть, как по сонной хляби Лучей бесчисленная рать. И надо жить, чтоб смысл иметь, Чтоб ночь вопросами качала. Сначала жизнь, а после смерть, А после смерти вновь сначала.