Здесь мопсы не рассказывают сказки
Шрифт:
Неприятный тип. Я сразу это почувствовала. От него пахло злостью. Раньше я не знала, что злость пахнет именно так. Только когда стала старше и умнее, научилась распознавать ароматы эмоций, как и любая другая собака моего возраста, ума и обаяния. Счастье, например, пахнет ванилью и апельсинами. Поэтому счастливые люди, как сдобные апельсиновые кексики, источают приятный легкий аромат. Любовь благоухает мармеладом и малиной. Влюбленного человека, я учую первым в толпе.
«Ням».
А вот злость имеет аромат гвоздики и мокрой земли.
Тяжелый,
Худощавый мужчина невысокого роста, в темно- зеленом плаще и черной шерстяной шляпе стоял на тротуаре, опершись на трость с ручкой в виде пуделя. Его глаза скользили сквозь маленькие стекла круглых очков по бумажке. Он читал объявление, которое до нас давным-давно наклеила на столб неизвестная рука.
Информация с бумажки, видимо, так огорчила мужчину в пальто, что аромат гвоздики усилился. И он начал ворчать себе под нос.
Когда мы с Варьварей подошли к столбу, он, разглядев в нас своих жертв, сразу перешел в наступление по сливу негатива. Без прелюдии.
– А что это ты делаешь? – без эмоционально спросил он у Варьвари, взглянув на меня.
– Здравствуйте. Мы нашли один предмет. Тут неподалеку. И сейчас разыскиваем его владельцев.
– Предмет? Что еще за предмет? Вы что воры? Или вы из пенсионного фонда?
Хозяйка предпочла не вестись на провокацию и промолчала.
Мужчина, подождав несколько секунд ответа и не дождавшись, начал разговор вновь.
– А что это ты за собакой не убираешь? Загадили тут все.
– Извините, мне кажется, вы меня с кем-то путаете. Я за своей собакой убираю. Всегда! – мягко ответила Варьваря быстро намазывая бумагу с объявлением канцелярским клеем.
В отличие от меня, в конфликты она вступать не любила. А я была уже во всеоружии, готовая заступать в бой. Не на жизнь, а на смерть. Как борется только мопс за последнюю упавшую со стола крошечку еды.
– Да ладно, не обижайся, – продолжил мужчина.
– И не думала.
Я впервые стала свидетелем Варьвариной лжи. Возьму на карандаш: покрасневшее правое ухо – признак того, что хозяйка врет.
– Послушай, а ты не видела здесь… В этом доме… – он ткнул тростью с пуделем в один из каменных Английских домиков, – раньше жила женщина с девочкой. Это было давно…
Он замешкался, словно погрузившись в теплые воспоминания, какие обычно находят на меня ближе к ужину, и сквозь горечь гвоздики не на долго просочился аромат мармелада.
– … Да и девочка уже выросла во взрослую женщину. Может, ты их встречала здесь когда-нибудь? А то я вернулся из … – он резко оборвал свой рассказ.
Варьварина сердобольность нас оставит без завтрака. Конечно, добровольно она не могла отказать неприятному
– Хотя нет. Это все не важно. Ерунда! Вы, молодежь, дальше носа не видите и за собаками никогда не убираете.
На секунду исчезнувший запах злости вернулся вновь. Да с такой силой, что я начала хрипеть.
– Твоя псина рычит на меня! – закричал незнакомец. – Убери ее немедленно!
– Милка? Милка? Ты что? Что с тобой! – заверещала Варьваря и схватила меня на руки в тот самый момент, когда старик перехватил трость в руках и с силой ударил стальным пуделем меня по голове.
– За чтоооо? – заскулила я и потеряла сознание.
Кажется, я умерла
Или сошла с ума. Хотя, возможно, я сначала сошла с ума, а потом умерла. И это было от голода. Так и запишем. Пусть моя доблестная гибель будет на совести Варьвари.
Очнулась я дома от разрывающегося мобильного телефона. Его дребезжащее эхо больно колотило стальным молоточком по шишке, полученной от металлического пуделя.
Хозяйка прилежно отвечала на каждый звонок, не давая дребезжащему чудовищу надрываться в руках дольше двух секунд.
«Ну надо же, какая ответственность».
Лучше бы она соблюдала это правило во время кормежки, а то мои воспоминания о вчерашнем завтраке окончательно переварились в желудке еще утром.
Так, если мое тонкое чувство юмора на месте, значит, ушиб был не сильным и со мной все в порядке. Жить буду, собственно, чему я очень рада.
Я потрогала шишку лапкой и заскулила, испугавшись ее размеров. Примерно с грецкий орех!
«Бедненькая я, бедненькая».
Варьваря продолжала отвечать на каждый звонок мобильного, параллельно ведя переписку в интернете.
– Нет, в шкатулке был не гвоздь.
– Да, это была брошка.
– Да, шкатулку нашла я.
– Нет, я вам ее не продам! И не отдам! Прекратите мне угрожать!
После седьмого звонка Варьваря положила трезвонящую трубку под подушку на стул и села сверху, зажмурив глаза.
– Милка, это кошмар какой-то! Во что мы ввязались?
– Не мы, а ты, – уточнила я, рассматривая коготки на передней лапке.
Хорошо, что хоть они были целы. В отличие от моей черепушки.
– О, моя красавица! Прости, прости, я и не заметила, как ты очнулась. Милка, мне так жаль.
«Ну-ну… Обычно свое сожаление люди проявляют по- другому. Как минимум завтраком в постель».
– Сейчас я приготовлю завтрак. И мы будем кушать!
– Не мы, а я!
– Я так испугалась за тебя. Покажи-ка мне свою голову.
Варьваря спрыгнула со стула и побежала ко мне посмотреть место ушиба. Поцелуи в нос и крепкие объятия не заставили себя долго ждать. Ведь лучшим лекарством, по версии Варьвари, была любовь.
Об этом она прочитала в популярной книге по позитивной психологии. И с тех пор каждое утро прыгала на пятках перед зеркалом и улыбалась своему отражению, тыкая в него пальцем со словами: