Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
– Нравится? – спросил как-то Михаил, перехватив мой восхищенный взгляд.
– Угу, – кивнул я, – очень.
– Это еще только «присказка», а «сказка» за Кайташом. Там настоящая красотища: арчевые леса, голубые ели, горячие источники... Хочешь увидеть?
– Спрашиваешь...
Мы договорились очередную годовщину Победы отметить походом в горы с ночевкой. Сборы были недолги... Купили несколько банок консервов. Взяли с собой по солдатскому одеялу и по танковой куртке. Надели трикотажные спортивные костюмы, обули кеды. Прикрыли головы от солнца солдатскими панамами... Вот и все снаряжение.
Утром восьмого мая отправились на попутке в столицу соседней
И вот он – исток мечты – подножие Киргизского хребта. До вершины – рукой достать, подняться на первый холм и...
Шли мы с небольшими привалами по едва заметной полевой дороге часов пять, а заветная вершина все не приближалась. За первым холмом оказался второй, потом третий, четвертый... Ноги в резиновой обувке взмокли, неприятно скользили внутри кед. Солнце нещадно прожаривало головы сквозь «сковородки» панам. Негде было укрыться от него даже во время отдыха. Местность в основном безлесая, с редкими кустами боярышника и колючими купами татарника или чертополоха, между которыми еще зеленели, удерживаясь за весеннюю землю когтистыми корнями, шары перекати-поля.
Под одним из кустов боярышника, на краю небольшого оврага, мы перекусили и немного прикорнули на своих вещмешках, разомлевшие от жары и пищи. Казалось, что проспали недолго, но солнышко успело подкатиться к белым вершинам гор, и, потеряв свой былой накал, не обдавало жаром, а будто красило предгорья золотистым настоем лучей. Воздух посвежел и – наполнился медовыми ароматами цветущего разнотравья.
– Надо торопиться, – сказал Михаил, – не успеем добраться до леса, останемся без дров. Замерзнем ночью. Да и вообще, без костра небезопасно ночевать.
Мы резво возобновили подъем. Но быстро сбили дыхание и невольно замедлили движение. Горы не любят попрыгунчиков. Здесь нужнее неторопливая основательность, расчетливость действий. У меня же вообще не было никакого альпинистского опыта, да и товарищ, как оказалось, больше слышал от других, чем испытал сам. Мы понуро тащились вверх по склону горы, уже почти не обращая внимания на окружающую природу, задавшись единственной целью – подняться к зарослям арчи до наступления темноты. В разлившихся сумерках не сразу увидели одинокую юрту и загон для скота. Просто нас неожиданно остановил женский крик: «Эй... эй, болалар, кель манда! Кель... кель...» [9] Навстречу торопилась женщина в белой национальной одежде.
9
«Эй, дети, идите сюда» (тюрк.).
Я ни одного слова не знал по-киргизски, поэтому вопрошающе посмотрел на напарника: «Чего она хочет?»
– Говорит, чтобы мы шли к ней, – пояснил Михаил, – наверное, что-то случилось и нужна помощь.
Немного запыхавшись от быстрой ходьбы, женщина подошла к нам и начала горячо что-то объяснять. Она не говорила по-русски. Во всяком случае, я не услышал ни одного знакомого слова, чтобы хоть догадаться о причине ее взволнованности.
Михаил напряженно всматривался в темные раскосые глаза незнакомки, вслушивался в ее речь, но по его растерянному взгляду было понятно, что и он ничего не может уразуметь в сбивчивом, скороговорном речитативе.
Киргизка первой поняла бесполезность слов и перешла на язык жестов. Она указала на юрту и махнула пригласительно рукой – «пошли туда». Заметив наше нерешительное топтание, добавила: «кель... кель...» и,
Женщине было лет около сорока. Невысокая. Гибкая в стане. С лицом и кистями рук шоколадного цвета. Ее загар еще больше подчеркивали белые одежды из домотканного холста – длиннополое платье, расширенное книзу и короткая жилетка. На ногах были мягкие черные сапожки, как мне показалось, без каблуков. Ее необычный наряд, чисто выстиранный, но не выглаженный (видимо, на ферме не было утюга) был удивительно по ней и выглядел нарядно и даже празднично, украшенный бусами из серебряных монеток в несколько рядов. На руках красовались серебряные браслеты, а в ушах – тяжелые серьги из того же металла.
– Керегез, [10] – пригласила женщина, распахивая полог юрты и отступая в сторону, – ошагыз, [11] – добавила она и завесила вход за нашими спинами.
Под куполом довольно просторной юрты висел фонарь «летучая мышь», бросая неяркий свет на главный предмет полевого жилища – круглый деревянный стол на низких ножках. На этом столе, почти во всю его величину стояло блюдо с лепешками, на которых лежала разварная баранина. И от нее шел такой пряный дух, что я невольно стал сглатывать слюну, удивленно поглядывая на своего спутника: «Чтобы это могло значить?»
10
«Заходите» (тюрк.).
11
«Кушайте» (тюрк.).
– Бишбармак! – с особой, предвкушающей, интонацией проговорил Михаил. – Вот это повезло нам!
Он наклонился к столику, трепетно ловя раскрыльями чутких ноздрей ароматы диковинного для меня блюда.
– С чего это она решила угостить нас такой горой мяса? – недоумевал я. – Наверное, праздник какой-нибудь в семье?
– У азиатов гость в доме – уже праздник, понял?
– Странно как-то. Ни с того, ни с сего приглашают тебя в дом, за праздничный стол...
– Приглашают, значит, нужно принять приглашение и не обижать хозяев отказом, – мудро рассудил Михаил, ставя свой рюкзак в сторону, – попируем, да на славу.
Он снял у входа кеды и, вернувшись к столу, присел, скрестив ноги. Я попытался проделать то же самое, но не очень успешно. Азиатская поза никак не давалась мне, и я в конце концов встал возле стола на колени, как провинившийся школьник.
Мы завороженно смотрели на поднос с разварной бараниной, не смея взять ни кусочка со стола. Так дрессированные собаки смотрят на еду, ожидая волеизъявления хозяина и его команды. На столе не было ни тарелок, ни вилок. По нашему предположению сервировка еще не была закончена и следовало, соблюдая приличие, ожидать.
И действительно, через несколько минут вошла хозяйка с новым подносом, уставленным пиалами. Подала каждому по три пиалы. Еще три поставила напротив нас.
«Себе», – мысленно отметил я.
В одной из пиал был горячий бульон с зеленью. В другой – холодная белая жидкость с кисловатым запахом. В третьей – теплая вода.
– Ошагыз, – еще раз проговорила женщина, поклонившись нам, и вышла из юрты.
Вилок она не принесла и на этот раз.
– Приказано кушать, – беря в руки пиалу с бульоном, весело подмигнул Михаил.