Зеленая кровь

Яровой Юрий Евгеньевич

– Что "но"? Никаких "но" на ученом совете быть не может.
– Голос Хлебникова теперь звучал жестко.
– Если у тебя есть сомнения - выкладывай!

– Есть. Это чисто формальный подход к эксперименту, который по сути дела представляет собой уже испытания основных систем корабля с неограниченным сроком полета. А мы пользуемся для отработки не только старыми данными, но и старой конструкции культиватором!

– Тебе разве не известны последние исследования наших коллег?

– То, что ты вчера давал читать? Но это же...

– Не только, - перебил он

меня. Открыл один из ящиков стола, порылся и выбросил передо мной листок, опечатанный па ротаторе.

Я пробежал взглядом. "Экспресс-информация. "О влиянии на физиологическое состояние человека повышенных концентраций углекислого газа..." 31 доброволец, мужчины в возрасте от 20 до 23 лет... 70 экспериментов... Содержание углекислого газа в атмосфере (в процентах): 3, 5, 6, 7, 8 и 9... Выводы: "Дыхание газовой смесью, содержащей 4% СО2, в течение 2-х часов вполне переносимо для здорового человека даже при выполнении легкой работы". Об этих экспериментах я не знал - листок экспресс-информации до меня еще не дошел.

– Ну и что? Два часа - не два месяца, ты сам знаешь. Два часа зрители выносят в кинозале три-четыре процента углекислого газа без последствий. А через месяц, ты знаешь, какими могут выйти из гермокамеры испытуемые? И почему все же такая спешка - скажи? Нас дублируют?

– Пока нет.

– Тогда в чем дело?

– Пожар на "Аполлоне" помнишь?
– вместо ответа спросил Хлебников.

– Это когда во время испытаний погибло трое астронавтов? Ну, читал... Но это ж еще до первой высадки на Луну! И какое имеет отношение к нам?

Он выдвинул еще один ящик стола, а может, тот самый, откуда извлек листок экспресс-информации, и перебросил мне через стол пачку бумаг.

– Обрати внимание на подчеркнутое.

Это были переводы из американских и английских газет.

"Ассошиэйтед пресс", Нью-Йорк: "Безжалостное пламя унесло жизни трех астронавтов в какую-то долю секунды..."

"Рейтер", Лондон: "Неполадки существовали и в системе жизнеобеспечения, снабжавшей астронавтов кислородом. Когда астронавты утром в тот трагический день впервые вошли в космическую кабину, они пожаловались на "неприятный запах"...

Все это в общих чертах мне было известно из наших газет. За исключением, пожалуй, "неприятного запаха", который, видимо, выделяли контейнеры с гидроокисью лития - поглотителя углекислого газа. Впрочем, в космическом корабле столько аппаратуры и приборов, и каждый может так "неприятно пахнуть"... Конструкторов "Аполлона" газеты обвиняли в том, что они в кабине применили чисто кислородную атмосферу. Однако при чем тут мы?

– Обрати внимание на "неприятный запах" - так пахнет гидроокись лития.

Хлебников не размышлял, а констатировал. Если бы это было предположение, я бы еще мог понять... Но так категорически?

– Следовательно, в космическом корабле опасной является не только кислородная атмосфера, от которой теперь уже отказались, но и сама физико-техническая система жизнеобеспечения.

– Но ты же знаешь, что в наших "Союзах" и "Салютах" такая система отлично функционирует. До сих пор не было никаких осечек.

–

Мы должны смотреть в будущее. В дальних полетах требования к безопасности возрастут. В программе этот момент должен быть отражен. Особо следует подчеркнуть, что увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере космического корабля увеличивает пожарную безопасность.

А! Вот в чем дело... Действительно, пожарники тушат огонь углекислотой лучшего средства не придумаешь. Но сколько этой углекислоты будет в атмосфере нашей гермокамеры? Три процента... Чистейшая спекуляция! Однако я его понимал: вполне вероятно, один из вопросов к нам, к Хлебникову будет о пожарной безопасности. Три процента углекислоты? Более безопасно даже, чем нормальная, земная атмосфера? Отлично, отлично... Да, ничего не скажешь: Хлебников умеет извлечь из обстоятельств все, что можно.

– А ты не боишься, что совет программу не утвердит?

Хлебников резко поднял голову, секунду-две сверлил мою физиономию острым взглядом.

– Я ничего не боюсь. Но я бы хотел, чтобы программа отражала объективную реальность. У тебя есть сомнения? Выкладывай!

– Чтобы их ликвидировать?

– Чтобы разрешить.

Ну и самоуверенность!

– Я опасаюсь, что в трехпроцентной атмосфере мы получим некомпенсированный ацидоз. Это раз.

– Ты не знаешь, как его ликвидировать?

– Мы умеем ликвидировать только компенсированный.

Мне стоило немалых усилий разговаривать с ним ровно, не повышая голоса. Что, разве он не знает, что мы никогда не имели дело с некомпенсированным ацидозом? Все отлично знает, сам биолог, сам подписывал все отчеты.

Хлебников внимательно рассматривал свой экзотический чернильный прибор. Наконец сказал:

– Сколько тебе нужно времени на изучение литературы?

– Мне не литература нужна, а эксперимент. Литература мне известна.

– Разве тебе недостаточно данных, которые ты почерпнул...

– Нет!

– ...Семьдесят экспериментов!

– По два часа! А мы хотим засадить экипаж в трехпроцентную атмосферу на целый месяц. Я в таких случаях привык полагаться на собственные мозги, а не на чужие.

Он снова посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Словно не узнавал.

– Мне показалось, что мы вчера выработали с тобой единую точку зрения по всем вопросам программы...
– Ни гнева, ни удивления - просто констатация факта.
– Ты являешься начальником лаборатории медико-биологических исследований.
– Та же констатация.
– Тебе было поручено подготовить четкую, обоснованную и неоспоримо аргументированную программу на вариант "Д".
– Я непроизвольно развел руками: действительно, было.
– Через час двадцать минут начинается заседание совета института, на которое ты должен явиться не только с указанной программой, но и со списками основного и дублирующего состава экипажей и недостающего медико-технического оборудования и аппаратуры. Так? К одиннадцати документы должны быть отпечатаны в четырех экземплярах. Подписывать принесешь прямо на совет. Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.