Зелёная кровь
Шрифт:
Конь фыркнул.
– Не хочу. Будет делать больно. Потом уйдет - и все.
– Ладно. Не буду. Но мне - скажешь?
– Спина болит. Ноги. Колени особенно. Шея. Во рту все болит. Горло. Устал я.
Лилия вспомнила пегую кобылу, неподвижно стоящую на парковой дорожке, и ее щеки вспыхнули от стыда. Глупые звери, значит? Вьючная скотина? Сама ты скотина. Не можешь отличить уставшего и больного от глупого, Хозяйка поганая. Дура.
А ментальный контакт, вероятно, был уже по-настоящему силен. Дэраш нагнулся, осторожно тронул губами ее висок:
– Пойдем. А то они нас найдут.
Лилия
Дэраш начал нервничать на выходе из парка - вокруг было слишком много людей, и многие смотрели в его сторону. Лилия, не долго думая, купила у пожилой уличной торговки пакет яблок и протянула одно Дэрашу:
– Не обращай внимания, лучше поешь. Ты говорил, что любишь яблоки?
Удерживать яблоко в руках коню показалось еще неудобнее, чем сухари. Он ухитрился откусить кусок из рук у Лилии и потянулся откусить еще. Лилия покачала головой:
– Нет уж, милый. Держи сам. На нас и так уже все пялятся.
Пока ждали трамвая, Дэраш освоил сложную науку - держать яблоко пальцами и поворачивать, чтобы удобнее было откусывать. Успел съесть два яблока целиком и еще одно основательно надкусить - и пришел нужный трамвай, а Лилия пожалела, что не обговорила с конем, как люди входят в вагон.
Дэраш, косясь и фыркая, остановился в двух шагах от вагонной ступеньки.
– Ну, золотой, драгоценный, поднимайся, - позвала Лилия, поднявшись на ступеньку первой. Тянуть коня за руку она не решилась - он только-только начал раскрываться, легко мог испугаться и перестать верить.
– Дэраш, давай, надо учиться. Ты же такой храбрый, неужели боишься трамвая?
Пса можно взять "на слабо" совершенно элементарно. Конь не бросился, очертя голову, а раздумывал почти полминуты. К счастью, задняя площадка оказалась почти свободной, и Дэраш встал у окна, прижавшись к поручню спиной. Две усевшиеся напротив пожилые дамы пожирали его глазами и обсуждали вполголоса: "Такой красивый мальчик - и слабоумный?" Лилия повернулась к ним спиной, стараясь не обращать внимания.
Трамвай тронулся с места, Дэраш тяжело вздохнул и уставился в окно, забыв про яблоко в руке. По его лицу, снова отрешенно-равнодушному, Лилия догадалась, что конь скрывает неуверенность и страх, но ей самой стало гораздо спокойнее - парк и владелец коня остались позади. Заплатила за билеты, выдержав насмешливый взгляд кондуктора: "Шикарного альфонса подцепила, бедняжка?" - встала в проходе, загородив, насколько возможно, Дэраша собой, и позвонила капитану Тео. Очень хотелось услышать голос человека, знающего, что делать в сложной ситуации.
Но Тео сообщил, что арестован за убийство. И шокированная Лилия не сразу собралась с мыслями настолько, чтобы сразу позвонить Бруно...
Жасмин.
Тео вышел из жандармского управления, когда уже совсем стемнело.
Для того, чтобы он вообще смог выйти оттуда, его друзья и коллеги весь день писали, звонили и доказывали; в прокуратуру
Всего-навсего...
Рамон весело выскочил за дверь, вилял хвостом, путался под ногами - радовался, что можно, наконец, уйти из кабинета, пропитанного запахами страха, злобы и начинающегося распада души. Радовался, покидая управление, где его привечали, как могли. Жандармы с псом кокетничали, предлагали ему колбасу и печенье, звали погулять, пока Тео пишет - но Рамон даже Ипостась не менял, сидел у ноги своего проводника сурово и хмуро, отказывался от угощения и прогулок. Когда отчаянно понадобилось выйти во двор, пес сходил в человеческий туалет, чего двоесущные терпеть не могут, это им и физически, и морально неудобно. Несмотря на все здешнее дружелюбие, Рамон не доверял жандармам, которые имели власть запереть его друга в отвратительном месте, как в клетке. Каждую минуту Тео чувствовал его отчаянное желание защитить и помочь, и сам впадал в отчаяние, понимая, что ни преданность пса, ни любовь товарищей в этой ситуации его не защитят... Напряжение не спало и за дверьми управления.
Вечер теплого дня оказался неожиданно ветреным и холодным. Тео начало слегка знобить; он застегнул ворот форменной куртки до самого горла. Рамон вдруг гавкнул высоким, щенячьим каким-то голосом, как обычно лаял при виде очень славных и хорошо знакомых людей. Тео оглянулся и увидел девушку-кинолога, ту самую, которая сообщила об отвратительной выставке и собачьих муках.
Жасмин.
Она стояла под фонарем, ссутулившись и спрятав руки в карманы, ее волосы трепал ветер. Рамон подбежал и перекинулся, чтобы понюхать ее лицо и виски. Жасмин улыбнулась, щелкнула его по носу - пес нимало не обиделся, уставно отстранился, оглянулся на Тео, ухмыляясь во все клыки:
– Смотри, она здесь!
Тео подошел. Жасмин, осветившись лицом, протянула руку:
– Поздравляю, капитан. Счастлива, что у кого-то в нашей системе есть совесть, и что человека, исполнившего свой профессиональный долг, не швыряют в тюрьму.
Тео пожал холодные пальцы. Грустно улыбнулся в ответ.
– Тюрьма еще впереди, Жасмин, хотя вы ее и отодвинули. Мне сказали, что вы написали письмо в прокуратуру, как представитель Лиги - спасибо. И вы мерзнете тут из-за меня все это время? Я вам страшно благодарен, дружище...
Она смутилась, дернула плечами, принялась трепать Рамона за ухом.
– Ты играешь с палкой, отважный воин? Ну, принеси мне палку. Хочешь побегать?.. Тео... я просто навещала щенят у одной своей ученицы, мне позвонили, тут рядом... О, отличная палка. Ты хорошо ищешь? Ищи!
Зашвырнула палку далеко вперед, в кусты, с удовольствием пронаблюдала, как Рамон в Младшем Облике помчался ее разыскивать.
– Отличный пес. Повезло вам.
– Не знаю, что сегодня делал бы без него... Вы сейчас домой? Вас проводить?