Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

Петровичева Лариса

Неправильно. Все это было неправильным — и руки, безжизненно упавшие на колени, и маленький пистолет в одной из них, и уродливая чернота дыры в подбородке. Все это было ненастоящим — и бесконечно жестоким.

— Нет… — прошептала я и закричала во весь голос: — Нет, пожалуйста! Прошу вас, кто бы вы ни были… Не надо!

Нам нужен был сиреневый сад, наши дети, наши дела. Да, пусть в мире будет и долгий осенний дождь, и угрюмые сумерки — мы придумаем, как их раскрасить и каким светом озарить! Мы все сможем, мы со всем справимся —

лишь бы быть живыми, лишь бы быть вместе.

Когда мы снова возьмемся за руки, то все короли и вся тьма утратят свою власть. Навсегда.

— Пожалуйста, — попросила я, не зная, кого прошу. Были это Великие боги или кто-то еще — неважно. Я должна была докричаться до них и вернуться. — Пожалуйста, исправьте все это. Вы же можете.

Я сделала паузу и добавила:

— Я хочу домой. К нему.

Мой единственный дом был там, где моя любовь — живая. Настоящая.

Я знал, что ты выберешь правильно, дитя, — откликнулся призрачный голос. — Однажды мы с тобой еще встретимся. Но еще не скоро, совсем не скоро. Беги же быстрее!

Все кончилось — и все началось заново. У меня в руках были все рассветы мира и все закаты, я смотрела на наших с Арреном детей и внуков и знала: теперь все будет хорошо, по-настоящему хорошо, потому что я сделала правильный выбор и проложила дорогу для всех нас.

Золото развеивалось, а я спускалась вниз.

Вот мелькнула ласковая северная земля, залитая акварелью белой ночи — качнулись зеленые ветви деревьев, разлились песнями птицы, раскрылся трицветок, который так не хотел выпускать бутоны.

Вот Аррен — зелье истинной любви в его руке было сварено правильно, потому что истинная любовь всегда была с нами.

Я улыбнулась и открыла глаза.

Я вернулась.

* * *

Аррен

— Барыня, вы смотрите! Вы не так вот, чтобы сразу-то! — служанка Коскинена, которая принесла чай и увидела, что Джейн встает с дивана, искренне разволновалась и едва не выронила поднос.

Я хотел нести Джейн даже не в наш дом — в церковь, чтобы не тратить время даром, но она решительно отказалась и заявила, что может идти: оперлась на мою руку, поблагодарила доктора Тармо и Коскинена за помощь и сказала:

— Я прекрасно себя чувствую. Не надо надо мной так трястись.

— Ты почти умерла, — произнес я, вслушиваясь в себя в поисках той пустоты, которая возникла в душе, когда не стало Элейни. Все это время кусок тьмы был со мной — а теперь его не стало. Когда Джейн открыла глаза, то чья-то невидимая рука опустилась мне на голову и будто стерла все темное и горькое, что было в душе.

Мы оба вылечились. Зелье истинной любви сработало — я все никак не мог в это поверить.

— Ну не умерла же! — ответила Джейн. Мы вышли из дома

во двор и, глядя на жасминовые заросли, она вдруг задумчиво сказала: — Знаешь, я столько всего видела! Эрика, Мэри, Лизу, Стивена…

— Эриком звали моего отца.

Неужели Джейн, умирая, сумела как-то заглянуть в мое прошлое? Она посмотрела на меня и улыбнулась так светло, что в душе что-то дрогнуло, словно там натянулась та невидимая нить, которая нас связывала.

— И мы так назовем сына, — заявила Джейн с той твердостью, с которой лучше не спорить. Это не было предложение или хорошая идея — она говорила о том, что видела, когда ее унесло за край жизни.

Она видела то, что сбудется — и видение было счастливым.

— Отличная мысль, — согласился я. Мы шли по улице, и все теперь было каким-то другим, новым, словно невидимое пыльное стекло, которое закрывало меня от мира, вдруг взяло и исчезло, и я теперь видел землю и людей такими, какими их создали Великие боги.

Моя душа ко мне вернулась. Я исцелился.

Бертран нагнал нас, держа в руках горшок с мандрагорой, и я в очередной раз поблагодарил его за быструю помощь. Инквизитор пристально посмотрел в лицо Джейн, что-то оценивая, и вдруг заявил:

— Твоего Кокона больше нет. И знаешь, что? Сейчас в ней ни капли магии. Вот вообще. Даже тех крох, которые отметили в отчете, когда я сюда поехал.

Я осторожно отправил к Джейн анализирующее заклинание, и оно рассыпалось голубыми брызгами. Ничего. Пустота. Должно быть, столкновение разнонаправленных сил и смерть аннулировали ту магию, которую так хотел получить его величество Рупрехт.

— И что теперь делать? — спросила Джейн. Бертран пожал плечами.

— Я напишу об этом в Бентенон. Возможно, надзор с вас снимут, и вы сможете вернуться.

Мы с Джейн переглянулись и поняли, что наш общий ответ будет отрицательным. Слишком много мы получили в Просторном уделе, чтобы потом вот так взять и отказаться от всего.

— Мы останемся, — сказал я. — Наконец-то у меня та зеленая кухня, которую я так хотел. А если получится прикупить тот заброшенный участок, на котором варят вино… да меня отсюда палкой не выгнать!

Джейн сжала мою руку и кивнула. Маленькая мандрагора, которая сидела у нее на руках, погладила ручонкой бок, от которого я отрезал куски, и спросила:

— Так мы идем в церковь или пляк?

Никаких пляков тут и быть не могло.

Входя в церковь, я ощутил неловкость и волнение. Живя в одиночестве, высаживая ядовитые растения на зеленой кухне, я привык к тому, что рядом со мной никого нет — да и зачем думать о семье, когда умеешь только терять, а не сохранять… И вот теперь у меня будет настоящая семья — должно быть, я слишком сильно стиснул пальцы Джейн, потому что она посмотрела на меня и ободряюще улыбнулась. Священник, стоявший возле алтаря, обернулся к нам, и мандрагора тут же энергично произнесла: