Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

Петровичева Лариса

— Я тоже хочу быть на свадьбе! Я очень полезное растение, вы знаете?

Священник понимающе кивнул и, подойдя, погладил мандрагору по растрепанным листьям — та даже носишко задрала от важности.

— Раз ты такое полезное растение, то тогда садись на скамью, где свечи, — сказал он и покачал головой: — Никогда здесь не было такой вот свадьбы на ходу, но я вижу, что вас сюда привели боги. А раз так, проходите!

Сейчас, в полумраке крохотной церкви, мягко озаренной огнями свечей, Джейн казалась совсем юной. Мы выйдем отсюда уже мужем и женой, и все, что было в прошлом, утратит силу и власть.

Бертрану вручили ритуальный

подсвечник с тремя свечами — инквизитор встал за нами с таким торжественным видом, словно это была королевская свадьба в главном соборе Бентенона. Священник расстелил на полу белоснежное полотенце и приказал нам встать на него: это был знак того, что освященная чистота стирает с нас все прошлые грехи и открывает для новой жизни. Мандрагора даже вздохнула от избытка чувств, и я услышал негромкий пляк.

— Что ж, возлюбленные дети мои! — величаво промолвил священник. — Вот мы здесь перед любящими лицами Великих богов, чтобы сочетать эту пару священными узами брака. Аррен, сын Великих богов, и Джейн, дочь Великих богов. Берете ли вы друг друга в супруги, понесете ли тяжести и радости жизни вместе?

— Берем и понесем, — ответили мы с Джейн, и в храме будто бы сделалось светлее, словно на нас лег отблеск того неугасимого света, из которого вышли наши души и в который однажды вернутся.

— Готовы ли вы любить друг друга в счастливые дни и в те, которые наполнятся бедой?

— Готовы.

— Будете ли вы хранить друг другу верность и беречь так, как Великие боги берегли бы вас?

Мы ответили согласием. Священник взял нас за руки, обвел вокруг алтаря и торжествующе пророкотал так, чтобы услышал весь Север:

— Тогда с любовью Великих богов, их помощью и милостью объявляю вас мужем и женой. Любите друг друга и будьте счастливы!

Эпилог

Аррен

Первый снег выпал в Просторном уделе к середине октября и больше не таял. Мир погрузился в белое безмолвие — но таким оно было только на первый взгляд. Поселок готовился к встрече нового года. Ну и что, что до него еще два с половиной месяца? Можно украсить дома пестрыми флажками, высадить у крыльца обережных кукол из сена и ткани, начать мастерить игрушки, которыми украсят маленькие елочки, растущие перед каждым домом, и обсуждать, какие блюда будут выставлены на праздничный стол.

Я успел приготовить все необходимые смеси лекарственных трав, и теперь Кассулантинен мог не бояться ни простуд, ни воспалений горла, ни легочной жабы. Мандрагора, которая за лето стала не такой уж и маленькой, получила имя Бьянка после нашей свадьбы. Осенью она была перенесена в дом, в тепло: сидя в большом горшке у печи, Бьянка осматривала себя и печально приговаривала:

— Вот никак я не разрастусь! У Джейн скоро будет дитятко, а у меня нет. Ну может, к лету?

Джейн с веселым видом поглаживала округлившийся живот и уверяла мандрагору, что летом она обязательно разрастется на целую дюжину крошечных мандрагорок. Доктор Тармо, который успел стать настоящим другом нашей семьи, утверждал, что у нас с Джейн родится мальчик.

— Настоящий богатырь! — говорил доктор. — Вон как уже пинается!

В первый день осени из Бентенона пришло письмо с дюжиной печатей: я держал его и чувствовал, как в руках поселяется предательская дрожь. Его величество Рупрехт своим именным указом выводил нас из-под королевского надзора. Теперь

мы вольны были ехать, куда угодно, и жить там, где пожелаем.

И мы с Джейн сделали свой выбор.

Бертран, освобожденный от обязанности надзирать за нами, получил должность королевского инквизиционного инспектора. Пока он жил в нашем доме — весной собирался перестроить тот домишко, в котором был заведен самогонный аппарат. Без отдельного дома было никак нельзя: королевский инквизиционный инспектор должен был внушать всем трепет, а какой может быть трепет, если у тебя нет личного дома? Да и Лемпи все чаще посматривала на Бертрана так, что становилось ясно: скоро нам надо будет искать новую служанку. Когда женщина смотрит на мужчину так решительно, то дело ясное: скоро будет свадьба.

Впрочем, Бертран не имел ничего против.

Еще одно письмо, самое важное, пришло в тот день, когда метель разыгралась так, что за окнами не было видно ничего, кроме белой завесы. По гостиной разлился звон колокольчика и письмо упало мне на колени: только королевский суд присылает свои решения такой вот магической почтой.

— Что это? — встревоженно спросила Джейн. Сидя в кресле, она вязала приданое для малыша. Я неопределенно пожал плечами, хотя прекрасно знал, что там, и, вскрыв конверт, начал читать:

— Верховный королевский суд именем и милостью его величества Рупрехта информирует о результатах дела “Холифилд и Эленбергер против Локсли”.

Джейн вздрогнула. Опустила вязание на колени. Я не сомневался: она вспомнила далекую весеннюю ночь, реку и свое отчаяние.

— Его милость судья Джеймс Карри рассмотрел представленные доказательства: мнемонический оттиск, который прислал Аррен Эленбергер в подтверждение невиновности своей супруги, — прочитал я и объяснил: — Джейн, мы же хотели справедливости? Ну вот и она. Однажды ты спала, а я запустил маленькое заклинание в твои воспоминания и получил картину того, что с тобой случилось в ту ночь. И отправил иск в Верховный суд на правах законного супруга.

Какое-то время Джейн молчала, глядя на свое вязание. Потом она подняла голову — в ее глазах сверкнули слезы — и прошептала:

— Как жаль, что раньше никто до такого не додумался. Великие боги, как же жаль…

— Рассмотрев представленные доказательства, Верховный королевский суд постановил: считать Джейн Холифилд Эленбергер несправедливо обвиненной в разврате и блуде. Восстановить ее честное и доброе имя с учетом полученных доказательств ее невинности и насилия над ней в первую супружескую ночь. Выплатить ей компенсацию за перенесенные страдания из личных средств Энтони Локсли. Начать встречное дело “Королевство против Локсли” по обвинению Энтони Локсли в мошенничестве и запланированном преступлении против чести, — я отложил письмо и произнес: — Мы хотели справедливости, Джейн. Вот и она.

Да, можно было напустить на Локсли какую-нибудь неизлечимую болезнь, вроде кожной ящурки, которая уродует тело. Но это не исправило бы его — он считал бы себя невинной жертвой и на всех углах голосил о том, как ужасно с ним поступили. А меня бы это не устроило. Я всегда играл честно.

— Великие боги, Аррен… — прошептала Джейн. — Не верится. Просто не верится. Ты…

— Я сделал то, что обещал в церкви, — ответил я. — Напишешь об этом родителям?

— Нет, — ответила Джейн после небольшой паузы. — Незачем. Семья должна беречь и защищать друг друга. Как мы с тобой. Как Фред и Ханни.