Зеленые яблочки
Шрифт:
Бабка Авдотья рассказывала Даше, что Михаил хотел первенца-сына, а родилась девочка. Но Михаил так обрадовался ее рождению, что тут же прибаутку сочинил. С тех пор он часто напевал ее Даше. Уж очень отец любил дочь. И теперь сердце Михаила обливалось кровью: будет дочь далеко, пусть не у чужих людей, но не рядом же! Телегу раскачивало по неровной изрытой сусликами степи. Лошадь понуро трусила то в горку, то в лощинку, телега покачивалась, убаюкивая седоков. Даша задремала. Разбудил ее ласковый солнечный лучик. Он настойчиво лез в глаза и не хотел отступать. Даша
— Пусть Дашуня живет сколь надо. Вон куры мои под присмотром будут, когда я куда отлучусь, — сразу решила она. — Даш, так ты у нас и кружева вяжешь? — спросила она смущенную Дашу. Та согласно кивнула головой. — Вот и свяжешь мне покрывало, а то я не рукодельница… Все больше по роженицам бегаю, не до чистоты мне. Твоя мать вон чистюля какая! — Даша вымыла посуду после обеда и оглядела комнату. Конечно, тетке Клаве, старой уже женщине, не по силам навести порядок в доме.
«Ну это ничего, я потолок побелю, на окна занавески красивые повешу» — решила Даша.
Глава 16
Харитон всю ночь ворочался в постели, ожидая, что Даша все-таки вернется. Он лежал и представлял, как она будет каяться в своей измене. Ведь он никогда не поверит, что не встречалась с Егором. А тот тоже хорош, ведь предупредил его… Харитон громко вздыхал, не в силах подавить обиду на неверную жену. «Другие вон и не так своих жен бьют, и ничего, жены только послушнее становятся, — оправдывал он себя, — а эта нежная какая!..» Ничего, ничего, он еще научит Дашку уважению! Ночь проходила. Харитон вскидывался от дремы, смотрел в окно и видел серые предрассветные сумерки. Потом заря покрыла все розовым светом. Выплыло на востоке оранжевое солнце. Даша все не шла каяться перед ним. Наконец, невыспавшийся и хмурый, Харитон не выдержал и поднялся. Он раздумывал: доить ли корову самому, или подождать еще? Но пастух уже собирал коров на стойле, и Зорька рисковала по его воле остаться в стойле на весь день. Харитон подоил корову и выгнал ее в стадо. Найдет дорогу до стойла, не впервой. Он покосился на соседний двор; там Катерина со свекровью управляли хозяйство. Так и не дождавшись Даши, Харитон решил пойти к соседям.
«Зорюет поди, про мужа, про детей не думает» — кипело внутри Харитона. Он вошел в избу, перекрестился на передний угол, где висели иконы.
— Добро вашей хате, — нерешительно переминаясь, с ноги на ногу произнес он.
— Здорово, Харитон, — отозвался от печки дед Василий. Бабка Авдотья встретила его молча.
— Дашка не проснулась еще? — топтался возле порога Харитон. Хозяева не приглашали пройти. Бабка Авдотья громыхала ухватом, почти скрывшись в печи. В это время в хату вошла Катерина. Пройдя на середину хаты, она с неприязнью оглядела непрошеного гостя.
— Ты зачем, Харитон, пришел? Сказала же, что не вернется моя дочь к тебе!
— Не вернется? — вскинулся Харитон, — c чего бы ей не возвращаться? Мы чай венчанные! Нас теперь только Бог разлучит.
Из горницы выскочил Лука, за ним следом Иван. Оба кинулись к Харитону. Между ними метнулась бабка Авдотья: не сметь! Лука, словно споткнувшись, остановился,
Харитон потоптался на месте и пошел к двери: «А вернется, искалечу, чтобы и ему была не нужна!» Он громко хлопнул дверью, так, что задрожали стекла в окнах. Бабка Авдотья бессильно опустилась на лавку и запричитала:
— Головушка ты моя горькая! Это надо — несчастливая какая!
— Сама виновата, — сурово произнесла Катерина, — никто не неволил.
Тут уж не выдержал Михаил:
— Она тебе дочь, Катерина, а у тебя и жалости нет! — он махнул рукой и вышел во двор, чтобы никто не видел его слез.
— Никто не знает, какие испытания ему Бог предназначил! — тихо произнес дед Василий, — терпеть надо!
— Терпеть, терпеть, — заплакала бабка Авдотья, — до коль терпеть-то?
— Не ропщи, Авдотья, — дед Василий повернулся к иконам и осенил себя крестным знамением.
Харитон, придя в свою избу, велел Анютке собрать свои и Ваняткины вещи.
— К бабке отвезу вас!
— А как же Даша? — не понимая, почему та не возвращается, спросил Ванятка. Харитон бросил на него злобный взгляд: «забудь об ней!» Анютка, размазывая слезы, собирала узелок. В отличии от брата она понимала, что отец неправ, что Даша вряд ли переступит когда нибудь порог этого дома. Харитон усадил детей в телегу и поехал в деревню. Всю дорогу он молчал, молчали и дети, нахохлившись, сидя в телеге. Анютка переживала, но спросить, где Даша и что с ней, она не смела. Отец последнее время стал неузнаваем. Угрюмый, вечно его какие-то думки точат. Такой отец был, все равно, что чужой дядька. Мария встретила внуков с недоумением.
— Чего ж от молодой-то матери, да к бабке?
Харитон, не особо вдаваясь в подробности, объяснил, как он немного поучил жену, но у нее же такая защита! Защитили от него, упрятали куда-то.
— В погреб, что ли? — не поняла Мария.
— Может, и в погребе сидит, — озабоченно произнес Харитон, — ну век сидеть не будет, появится, задам ей жару, — пообещал он матери.
— Да, надо их учить, как мужей почитать, — согласилась Мария.
Харитон уезжал из деревни один. Мария же, проводив сына, не выдержала, пошла к соседке поделиться сплетней о своей непутевой снохе. Они долго обсуждали: как же можно убежать от мужа? Побил, так и приголубит потом, пожалеет, да приласкает. На этом вся жизнь построена!
На следующий день у колодца собралась толпа баб. Слыханное ли дело — от мужа сбежать? Тон задавала все та же Машка Лапшова:
— Бабы, бабы, — требовала она внимания, — ну и девки нонче пошли… Чуть муж прибил, она хвостом вильнула! Ее гулко поддержал хор согласных голосов. И лишь одна Нинка Чернышова, как всегда, пошла наперекор обществу:
— Никто не знает, что там у них произошло. Дашку судите, а может Харитон больше виноват!
— Ой, заступница, — вступила Райка Леонова, — тебя муженек сроду не бил? Терпишь, не убегаешь? А она изнеженная какая, это Мишка все нежил ее. А мужу чего ее холить?
Бабы долго еще толклись у колодца. Уж больно в диковинку такое; от мужей еще никто не бегал. Всех мужики бьют, и терпят все. Что же дальше будет? Этак бабы совсем от рук отобьются! От колодца сплетня понеслась вместе с бабами в каждый дом, не давая покоя ни старому, ни малому. Деревня загудела: вот так Дашка, чего отчубучила. Она и так какая то непонятная… Вышла замуж за старика, теперь бросила его… Изумлялся народ такой непостоянности своей же деревенской бабы. И только в одной избе, которую, впрочем, и избой-то не назовешь, уж больно она отличается от деревенских хаток, сплетня эта вызвала довольную ухмылку у одной из обитательниц. Паранька была довольна: соперница позорно бежала. Уж после такого скандала, навряд ли появится в хуторе! А там время пройдет, забудет о ней Егорка. С глаз долой, из сердца вон! — люди не зря придумали поговорку.