Зеленые яблочки
Шрифт:
— Он не хо-че-т, — Маринка приложила указательный палец к губам.
— Не разговаривает с тобой? — поняла Даша.
Маринка закивала.
— Сос-ку-ча-ла, — произнесла она медленно.
— И поэтому не ела? — удивилась Даша. На глазах ее появились слезы. Из-за глупой ревности Харитона она совсем забросила подругу. А ведь должна понимать, что она значит для Маринки! Отвернувшись, чтобы Маринка не заметила слез, долго рылась в корзинке, отыскивая кружева. Она с гордостью показывала их Маринке. Та придирчиво рассматривала незатейливое вязание. Потом ласково посмотрела на Дашу и подняла большой палец. В этом жесте и взгляде было все: и одобрение начинающей кружевницы и похвала учительнице. Даша покраснела от удовольствия.
— Это тебе спасибо, Мариш, ты меня научила вязать.
На глаза Маринки навернулись слезы. Даша поспешно достала мотки ниток.
— Совсем забыла, это тебе от нас с Анюткой. Придумывай новые кружева, а мы повторять будем. — Маринка не выдержала и зарыдала.
Харитон
— Чего тебе?
Внутри у Харитона все кипело. Он не сразу ответил:
— Предупредить хочу! — он перевел дыхание. Егор настороженно слушал его. — Ты о Дашке и думать забудь! Не тревожь ее, и не перевстревай нигде!
От таких слов закипело и внутри у Егора. На скулах заходили желваки:
— Ты мне не указ Харитон! Об ком хочу об том и думаю!
Харитон, не сдерживая себя, ухватил Егора за грудки.
— Я говорю, забудь!
Егор перехватил его руки. У обоих недобрым огнем загорелись глаза. Наконец, Егор оттолкнул от себя Харитона. Тот отлетел на несколько шагов, покачнулся, но не упал. Набычившись, он приближался к противнику. Но продолжить драку им не пришлось. Вывернувшаяся как всегда из ниоткуда, Манька Лапшова заорала во весь голос:
— Люди добрые, вы только поглядите, как тут друг друга убивают!
На ее визгливый голос потянулся народ от ближайших хат. Мужики догадливо усмехались в усы: «ишь, бабу не поделили!» Харитон влез на телегу и в сердцах стегнул коня: «а ну пошел!» Тот от неожиданного, а главное, от незаслуженного удара присел и закусил удила. Харитон натянул вожжи: «подури у меня еще!» Мерин загарцевал, но оглобли мешали ему выскочить из упряжки. Он так и повез телегу, злобно косясь на хозяина. Егор повернул домой, под неусыпным взором Маньки. А та делилась впечатлениями об увиденном с подоспевшими к концу драки ротозеями, так и не понявшими, кто кого убивает?
— Да вон чуть не поубивали друг друга! Хахаль, да муж Дашки Даниловой.
— Да какой там хахаль? — заступилась за Дашу Нинка Чернышева, вечно стоящая за правду и вечная защитница всех сирых и убогих, появлявшихся в деревне. Не могла она терпеть напраслины: — Все знают, что Дашка честно живет с Харитоном, — громко, чтобы перекричать Машку, кричала она.
Ее поддержала Любка Орлова, Нинкина соседка:
— Тебе, Мань, язык укоротить надо, несешь все, что по улице соберешь. За своей Зойкой смотри!
Манька подавилась собственным языком. Чтобы ей перечили? Не иначе, волки в степи издохли! Давно ее никто не одергивал. Разочарованная толпа расходилась, так и не насладившись очередным скандалом.
Харитон сидел в избе у матери, как на иголках; видал, какая она, любовь, не отпускает Егора. Не забыл он Дашку! И не забудет никогда! Ревность разъедала душу. Ведь Дашка не полюбит его, Харитона, законного своего мужа, никогда, никогда! Гонимый ревностью, Харитон вскочил и попрощался с матерью. Та поджала губы: ишь отпустил на час, а сам изошел весь… Дашу он встретил на дороге. Она не подозревала о скандале. На окраину еще не донесся его отголосок, приправленный домыслами и переживаниями. Зато в доме Евсея Григорьевича случился переполох. Прибежавшая батрачка, запричитала с порога: «Ой зятя вашего там убивают!» Паранька выскочила из своей комнаты с бешеными глазами, пуговицы на кофте были расстегнуты. Она кормила грудью сына и теперь пухлые розовые груди торчали в обе стороны. Она кинулась к работнице. Но та не могла толком объяснить, в чем дело. Через несколько минут в двери ввалился Егор. Весь растрепанный, он перешагнул через порог и уселся на сундук. Паранька бросилась ему в ноги.
— Егорушка, живой!
Егор непонимающе посмотрел на нее. Увидев выпяченные груди, он недовольно поморщился:
— Убери, чего выставила напоказ? — Паранька смущенно прикрылась рукой: «так я…»
Она быстро прошмыгнула в свою комнату. И уже оттуда послышался ее плач и причитания: «так я и знала, опять с ней встречался!» Егор поморщился и вышел в сени. Тоскливо оглядевшись, он пригладил волосы, заправил рубашку и направился к своему закадычному другу. Даша так и не узнала о драке между Харитоном и Егором. То ли пожалели ее деревенские сплетницы, то ли уж слишком оберегал ее покой Харитон, но она и не подозревала об их встрече.
В Троицу работать не полагалось, грех большой. А уж если кто согрешит, не видать тому ни урожая, ни хозяйства. Мор найдет на подворье. Вот и пили, гуляли в деревне. Харитон с утра не находил себе места. Пойти к соседу, как раньше, он не мог. Конечно, Михаил добрая душа, встретил бы его с «колыванихиной», но вот теща! Харитон знал, не простит она ему Дашку. Хоть та и не жалуется, но живут-то рядом! Да и бабка Авдотья, зуб единственный на него давно наточила. Заказана дорога в соседний дом. Не посидишь, как бывало, с соседом за столом, не поговоришь по душам. Не будут потом валять их, еле стоящих
В небольшой деревне мужики находили отдушину в своеобразных посиделках в шинке. Бабам легче, они возле колодца соберутся, или вяжут у кого дома, да кости моют друг дружке. А мужики не будут стоять лясы точить, перебросятся словечком, вот и все общение. Но уж когда шинок открыт, да в кармане гремит, а особливо если кто еще угостит, как тут не поговорить? Хозяин шинка, маленький кудрявый мужик, именем Семен, как и все занимался крестьянским нелегким трудом, пахал да сеял хлеб. Но по воскресеньям он давал себе отдыхать и тогда двери шинка открывались настежь, рекой лилась «колыванихина», да из дверей несся запах свежих пирогов. Такие пироги, как печет Домна, жена шинкаря, в деревне не пек никто. Были они высокие, румяные, начиненные жареной капустой или сухофруктами, яйцами с зеленым луком или рисом с изюмом. А как Домна жарила капусту, так тоже не умел никто. Бабы допытывались у нее, когда она сахар в сковороду кладет? Уж такая нежная и сладкая была капуста. Домна только улыбалась: «какой там сахар, капуста да масло постное…» Бабы завидовали такому умению. Ведь Домна вон, какая бабеха, что вширь, что ввысь, а у печки ей равных нет, пироги как по волшебству в печку, из печки, и не видно ее неповоротливости. Зато по улице Домна ходит вперевалку. И тоже дивятся бабы: ну прям как, колобок катится! Мужики смеялись исподтишка над Семеном: как спать не боится с Домахой своей? Он перед ней, что мышь перед горушкой, перевернется и не заметит, как придавила. Другие говорили, что Домаха сама не может повернуться, Семен ее всю ночь ворочает с боку на бок. Чего только народ не наврет! А Семен любил свою жену, ласково называл ее Домнушкой. Народ и на это потешался: Домнушка, пудов в пятнадцать! [6] Но как говорят, каждому свое; жили Семен с Домахой дружно. Гостей встречали радушно, вот и тянулся народ в шинок.
6
240 кг. 1 пуд = 16 кг.
У Харитона слюнки текли, когда он ехал по улице, ведущей к шинку. Запах свежеиспеченных пирогов невидимым ручейком растекался по всей деревне. Харитон привязал лошадь у коновязи. Сидевшие в шинке дружными возгласами приветствовали его; не частые гости в шинке хуторяне. Вроде и пьющие, но пьют у себя на хуторе. Про Михаила говорили, что там Катерина за ним как за своими чапельниками следит, чтобы всегда на месте был. Только тот до ветру, она со скалкой на пороге: куда? Разве будет настроение ехать в деревню? Петр, тот жену стережет, как безумную одну оставишь? Правда на хуторе живет еще Васька Модельный… Но тот даже в церкви не часто бывает. Нелюдим он, семьей большой обременен, вот и некогда ему пировать. Да и ноги у него нет до колена, за что и прозвали его Модельным. Ходит, вертухается всем туловищем, на своей деревяшке. Вот и выходит, что некому из хутора ездить бражничать в деревню. Харитон в редкие времена в шинок захаживал, а тут от молодой жены припожаловал. Но если и был удивлен деревенский народ, вида никто не подал. Никто не подвинулся на лавке и особого внимания приехавшему никто не уделил. Кукан, сидящий за дальним столом, вяло махнул в знак приветствия рукой, да Федька Киселев кивнул головой. Но Харитон и не ожидал особо радушного приема. Он осматривал стоящие в хате два длинных стола, ища себе место.