Зеленый фронт
Шрифт:
Подобравшиеся на расстояние одного броска солдаты практически мгновенно среагировали на сигнал командира. Одетые в грязно-зеленые штурмовые куртки, немцы окружили женщин.
– О, какие курочки, - пробормотал крупный в кости Фриц, прозванный Пигги за паталогическую страсть к салу.
– Что же вы тут одни делаете? Не нас ли ищете?
– Бросил бы ты свои шуточки, - шепнул ему его сосед, буквально тащивший за руку одну из женщин.
– Знаешь же, что лейтенант этого не любит...
– Черт с ним, камрад, - рассмеялся первый, бросив взгляд на стоявшего
– Этого выскочку скоро заберут от нас. С таким дядей, как у него, только самый последний идиот надолго останется гонять по лесам русских свиней... Поэтому, расслабься!
Шедший к пойманным лейтенант неожиданно остановился у того самого дуба, который был выбран в качестве ориентира. «Что за...?
– вблизи дерево выглядело совершенно иначе.
– Хм...».
– Рядовой, сюда, - Пигги вздрогнул и, перекинув карабин за плечо, побежал.
– Спроси у них, что это такое?
Лейтенант даже не взглянул на тех, кого привел солдат. Его взгляд продолжал блуждать по дереву. Несколько нижних его веток, которые были направлены в сторону дороги, были настолько густо обвешены ленточками разного рода тряпочками, что древесные кисти казались мохнатыми. «Что это такое?
– его пальцы коснулись длинного лоскутка выцветшей красной ткани, висевшей почти на кончике ветки.
– Какой-то знак? Сигнал?
– немного дальше висела узкая шкурка какого-то животного, ворс которой оставлял приятное чувство прикасании.
– Это сколько же их тут...».
– Господин лейтенант!
– кивая на испуганную женщину, вцепившуюся в ребенка, начал докладывать солдат.
– Она говорит, что это священное дерево, которое обладает целительной силой.
Командир ткнул пальцем в ближний лоскут ткани, лениво мотавшийся на ветру. Увидев его жест, что-то быстро начала говорить вторая женщина.
– Eto ne nado trogat!
– лицо еще не старой, лет 42 — 45 лет, женщины исказила гримаса ужаса.
– Nelsj! Les nelsj obischat!
Стоявший с боку солдат с силой дернул ее за рукав пиджака, от чего ткань на плече с хрустом разошлась.
– Этого не нужно касаться пальцами..., - морща лоб, вслушивался в быструю речь Пигги.
– Это может быть опасно... Слово... Obischat... А! Это может кого-то обидеть. Господин лейтенант, мне не все понятно. Встречаются какие-то странные слова, - он вновь повернулся к женщине и что-то у нее спросил.
Тем временем Зауэр подошел к дубу еще ближе, для чего ему пришлось подлезть под раскидистые ветви. Он заметил на коре странные наросты. «Черт меня дери, если это не то самое странное, о чем меня предупреждали, - думал он, пока отводил от лица гибкие ветки.
– Этот проклятый приказ выставляет всех нас на посмешище! Дело идет к тому, что скоро нам придется записывать русские предания и легенды... Хм, я представляю рожу этого борова, когда я, отчитываясь перед ним, начну рассказывать сказки, - пожалуй впервые за все время операции, он смог по настоящему улыбнуться.
– Действительно, будет занятно. Стоп!». Прямо на него из коры смотрели сотни крошечных палочек, кое-как торчащих из наростов коры.
– Stoj!
–
– Uberi ruki! Eto smert! Nelsj trogat!
– она мотала головой словно сумасшедшая, переводя взгляд то на дерево, то на немца.
– Ujdi otsjuda, ujdi! Wse uxodite!
– ее руки раскинулись в стороны, словно в надежде удержать солдат.
– Uhodite, ja proschu was... Eshe est wremj...
Но ему все же удалось вытащить из коры одну из палочек. От сырости и ветра она превратилась в сморщенную трубочку, кончик которой был сильно измят. Кончиком ногтя он подцепил край бумаги и осторожно начал разматывать.
– Она совсем сошла с ума, господин лейтенант, - Пигги с удивлением наблюдал за впавшей в истерику женщиной. Снова просит, ничего не трогать... Здесь ничего разобрать не могу. Сейчас опять говорит, что кто-то должен проснуться и на всех обидеться.
– Уйми эту дуру, - не оборачиваясь бросил командир, которого в данный момент занимала эта записка.
– Какие-то каракули, - тихо шептал он рассматривая записку.
– Будто ребенок писал, - на измятом листке были схематично нарисованы три улыбающихся человечка (два больших по краям и один маленький в середине) в таком виде, в которых наверное любой смог бы узнать семью.
Он вновь посмотрел на ствол дерева, усыпанный этими листками и задумался. «Может это какие-то пожелания местных жителей..., - размышлял лейтенант.
– Аборигены же поклоняются своим божка и носят им всякие предметы, - в этот момент память услужливо подала ему новую информацию.
– Вот черт, я же читал последние сводки... Что там было? А... Какие-то язычники.. Лес, дубы. Деревья! Это же настоящие варвары». Зуэр вытащил и развернул еще одну записку, в которой было что-то написано уже почерком взрослого человека. «Это несомненно какие-то просьбы, - он задумчиво мыл в руках бумажные лоскуты.
– Получается, они молятся дереву?».
– Спроси, кто у них Бог?
– лейтенант посмотрел на вторую пленницу, которая продолжала держать на руках девочку.
– И, вообще, какого черта они тут делали?
– Говорит, что она католичка, - посл недолгого разговора ответил солдат.
– А сюда пришла, потому что девочка заболела. Ей обещали, что дерево излечит ее. Именно так она и сказала, - добавил тот, увидев недоумение на лица командира.
– Дерево может вылечить всех, даже тяжелобольных... Господин лейтенант, они все тут совершенно дикие. Подумать только, вместо доктора дерево...
– Так... Все понятно, - пробормотал командир, остановив свой взгляд на девочке.
– Слушай, Фриц..., - замолчал он, не договорив фразу (ему казалось, что он что-то упускает из виду и это чувство из мелкого, едва ощущаемого, разрасталось в огромное , почти физически заметное).
– Что с этим ребенком?
– Зауэр, наконец-то, понял, что не давало ему покоя все это время.
– Спроси, чем более этот ребенок?
– вновь проговорил он, в упор рассматривая женщину.
– Быстрее! В этих проклятых лесах всего можно ожидать!