Зеленый фронт
Шрифт:
– Степан!
– донеслось из приоткрываемой двери.
– Это же Григорий! По делу к тебе.
Из-за двери показался кряжистый мужик с крупным свертком в руках. Следом за ним в комнату вошли еще двое, являвших почти копией первого. Они также были невысокими полными мужиками с роскошными усами и едва пробивавшейся сединой. На всех троих красовались расстегнутые пиджаки и широкие темные порты, заправленные в смазанные дегтем сапоги.
– Вона сколько вас?!
– даже не удивился хозяин.
– Ну что же, прошу к столу,
– Не суетись, хозяюшка!
– густым басом проговорил один из гостей, вытаскивая из свертка крупную бутыль.
– У нас все с собой...
Они степенно расселись за столом, который словно по мановению волшебной палочки оказался заставлен продуктами. Странное это было сборище! С одной стороны, собрались вроде бы как и знакомые друг другу люди, а с другой — сидели они молча, словно воды в рот набрали.
– Ну, панове, пора и честь знать, - прогудел Григорий, решительно ставя на стол граненный стакан.
– Благодарствуем тебе Степан за хлеб да соль... Дело у нас к тебе одно есть. Поговорить треба.
Староста внимательно посмотрел на говорившего.
– Люди говорят, что с внучкой твоей несчастье сегодня приключилось?! Бают, вроде как ссильничать ее кто-то хотел, да не вышло!
Хозяин напрягся; его огрубевшие от работы пальцы вцепились в край стола, а лицо медленно наливалось багровым цветом.
– Мало ли что бабы языком треплют!
– прохрипел он.
– Нету им никакой веры! Сбрешут — не дорого возьмут! А внучка моя цельный день дома по хозяйству моталась — то в огород, то в хлев. Некогда ей шастать, да с нехорошими людьми разговаривать.
– Степан, мы тебе не чужие люди, - наклонился над столом Григорий.
– Я кум твой, Михай вон шурин, а тезка друже твой давний... Не бреши нам! Галька моя видела, как твоя неслась как оглашенная со стороны леса, да орала. Говорят, совсем девчонка с ума сдвинулась. Такое гутарит, что смех и грех один! Что нам скажешь на это?
Тяжело вздохнув, староста пробормотал:
– Ладно, поговорим и сами решайте, что там случилось... Эй, Марфа, где тебя опять носит? Позови нашу бедову девку! Чтоб одна нога там, а вторая здесь!
Через пару минут перед мужиками появилась заплаканная девчонка. Он застыла посередине комнаты с низко склоненной головой, так что собравшиеся видели лишь ее макушку.
– Давай, Танька, рассказывай панам, как все было, - угрюмо проговорил Степан. Что все как на духу, а то опять ремня у меня получишь! Говори, не молчи!
Девочка робко подняла голову и большими глазами уставилась на гостей.
– Я к бабуле шла, - дрожащим голосом начала она.
– Я к ней кажную субботу хожу прибираться... Иду я через Зиновий лужок, где буренку нашу в прошлом годе волки задрали. Иду, значит-ча, по дороге...
– Хватит тары-бары разводить!
– рявкнул старик на съёжившуюся от испуга
– Говори по делу! Что случилось!
– Немчины ко мне пристали!
– внезапно разрыдалась она.
– Двое... Лаялись они, лаялись, да полезли ко мне.
Мужики как-то странно переглянулись. Дело принимало опасный оборот, грозящий в случае огласки смертельной опасностью не только для семьи девочки, но и для всей деревне.
– Руки свои растопырили и идут на меня, - продолжала плакать она, размазывая кулачками слезы по лицу.
– А я к дубу прижалась и плакать начала! А толстый такой...
– Подожди, деточка, - прервал ее один из сидевших.
– Панове, нехорошее это дело — смердит оно плохо! Я не в обиде буду, если кто встанет сейчас и уйдет до хаты. О детках своих лучше подумайте...
– Ты что, Михей, совсем нас за иродов держишь!
– вспылил его сосед.
– Детки, детки... У всех у нас детки и что теперь сидеть и молчать! Сегодня у Степана внучку ссильничают, завтра у меня, а потом и к тебе заявятся! Давай, Татьяна, рассказывай, что дальше было. Куда немчура то делась?
– Боженька мне помог, - тихо прошептала она, перекрестившись на образа.
– Боженька этих поганных от меня отвел! Дубу повелел он защитить меня, что тот и исполнил.
– Вот, панове, это она и твердит цельный вечер, - тоже перекрестившись кивнул староста.
– Я её и так и эдак спрашиваю, а она все свое талдычет — Боженька ей помог, Боженька от беды спас! Дочка, мать её, покойница, царство ей небесное, набожная шибко была! Вот и внучка тоже туды подалась.
– Ты, дочка, не спеши, - подошел к девочке Михей и разгладил ее волосы, непослушными прядями спадавшими на лицо.
– Поплачь, поплачь! Нету больше этих иродов! Нету. Боженька их всех прибрал к себе. А как, говоришь, дуб-то помог тебе?
С благодарностью посмотрев на него, Таня шмыгнула носом и продолжила:
– Он как потянется к ним ветками, как схватит! Они руками машут, кричат. Тут как начал дуб ветками хлестать их... Хлестал — хлестал, хлестал — хлестал!
До поздней ночи в доме старосты горел свет. За это время гости уже прикончили и первую бутыль, а потом и вторую, что незаметно выложила на стол хозяйка. Долго они говорили: и так и эдак спорили, да рядили. В конце концов, решили сидеть молча и ждать, что дальше будет.
5
Над столом кругами огромная жирная муха. Круг за кругом она кружила над склонившимся над бумагами человеком. Зеленоватое, переливающийся в восходящих лучах солнца, брюшко, то приближалось к самому уху, то наоборот отдалялось, что делало противный жужжащий звук еще более надоедливым. Хлоп! Не выдержав, человек резко ударил по зловредному насекомому пачкой бумаги.
– Проклятье!
– закричал он, когда летающая тварь благополучно избежала гибели.
– Что за чертова страна?! Чертовы мухи!