Зеленый фронт

Рус

– Что-то не то! Определенно, что-то не то!
– чуткое ухо осторожного человека могло бы легко уловить странные слова, неведомо как запутавшиеся в ветвях покореженного огнем дуба.
– Я становлюсь дубом! Ха-ха-ха-ха! Черт!
– нижняя ветка, свесившаяся до самой земли, резко хлестанула по земле.
– Дерьмо!

Какие-то несколько дней назад он впервые ощутил свои корни. Это было какое-то волнообразное движение вниз, в глубину. Сантиметр за сантиметром оживала его корневая система со всеми ее многочисленным разветвлениями и крошечными корешками-волосками. «О! Б...ь!
– сводящая с ума паника на мгновение отступила перед нахлынувшей волной восхищения.
– Да, я же до воды достал! Во-да! Во-да!». Кончики корешков провалились в водоносный слой

и жадно присосались к нему. Крошечные струйки воды начали медленно подниматься вверх — по сотням, тысячам тоненьких трубочек она стекалась в одну большую полноводную реку. Это было восхитительное, не передаваемое чувство приобщения к чему-то новому, неизведанному, совершенно иному и непохожему на все то, что он знал раньше.

Его мир в очередной раз потерял целостность, которую он с таким трудом собирал. Осознание себя деревом, живым исполином, забылось словно по мановению волшебной палочки. Теперь Андрей видел и чувствовал себя так, словно его сознание разбилось на сотни маленьких осколков и они разлетелись по дубу по всей его поверхности, с самой макушки и до корней. В одну и ту же минуту он оказывался в множестве совершенно разных мест и узнавал столько всего, что понять был просто физически не в силах. Вот кусочек его сознания вместе с молекулой воды попал в одно из ответвлений корня и с немыслимой скоростью рванул вверх. Мимо него проносились бесчисленные повороты, закутки и тупички, менялись размеры корневых туннелей, изменялся состав несущейся жидкости. Потом мир вновь рушился и какая-то его часть оказывалась среди огромных зеленых шаров, пронизанных бесконечно ярким солнечным светом. Вокруг все находилось в непрестанном движении от простого к сложному, от одного ко многому, от крошечного к большому. Это был хаос, в котором в то же время все до самой последней частички было подчинено строгим законам жизни.

Андрей жил в новом мире, растворившись в его красочных и не понятных деталях. Его сознание металось по гигантским неизведанным просторам как резиновый мяч — сейчас оно здесь и полностью погружено в созерцание хлорофилла, а через секунду оно уже в складках и наблюдает за появлением личинок короеда. Время для него потеряло всякое значение, ибо в этом мире оно ничего не означало и ни на что не влияло. Времени совершенно не чего было делать там, где все существовало и умирало в один и тот же миг.

Все закончилось точно также, как и началось — совершенно внезапно. Вдруг... хаос исчез. Тысячи миров свернулись в первоначальную куколку, с которой все и начиналось. Множественные осколки, разбежавшиеся по самым далеким уголкам, вновь притянулись к единому центру и стали одним целым.

– О! О! Ба! О! Во!
– какие-то обрывки слов, междометия вырывались из него и пытались стать связной речью.
– Ну! Ё! О!

Мир, так быстро ставший привычным или по крайней мере таким, каким он видел его последние недели, показался Андрею пресным, банальным, а вернувшиеся ощущения и чувства — неполными и тусклыми.

– Вот это да!
– наконец-то, ему мысль смогла оформиться в слова и скакание фантастических образов прекратилось.
– Вот это было...

Шок от перехода все еще действовал и оказывал на него какой-то отупляющий эффект. Какое-то время он заново привыкал к своему телу, к своим старым возможностям. Все время что-то ему мешало, казалось каким-то чужим и непривычным, мешковатым. Словно он, подросший мальчишка, вынужден вновь одеть свой старый пиджак, который ему узок в плечах и не сходиться в талии.

– Ну как же так?
– бормотал Андрей, снова и снова пробегаясь по своему телу.
– Зачем же обратно? Там же было так... Так красиво... Я хочу обратно! Хочу туда, откуда меня вытурили!

Его уже не обуревали противоречивые чувства; он уже практически забыл, как боялся, что полностью забудет, что это такое быть человеком. Всем своим нутром, которое у него еще оставалось от человека, Андрей желал вернуть назад те безумные мгновения. «Ну еще чуть-чуть, - молил он неведомо кого.
– Мне не нужно много! Я же не прошу вернуть меня

в человеческое тело! Мне этого не надо! Нет! Тысячу раз нет! Я хочу вновь быть … везде и нигде... Я хочу туда!». Ему безумно хотелось попробовать еще раз этого наркотика — вновь ощутить себя другим — совершенно свободным и ни от кого не зависящим, совершенно раскованным, быстрым... Это чувство столь отчетливо охватило его, что он почти полностью потерял контроль над своим телом — ветви, корни и даже крошечные едва появившиеся листочки начали жить своей жизнью. Дуб, десятки лет неподвижно стоявший у обочины и никого не тревоживший своими проблемами, «сошел с ума». В самый зной, когда не ощущалось ни единого дуновения ветерка, его ветви лупили по воздуху, наполняя округу тяжелым гудением и сотнями сорванных листьев. Здоровенные корневые жгуты лезли из под земли словно взбесившиеся черви в поисках влаги; гибкие, еще хранящие земляную прохладу, они извивались на воздухе и цеплялись за малейшие неровности почвы. Испуганная сорока, свившая неподалеку гнездо, верещала как проклятая...

10

Болота еще не было и в помине, но его первые признаки уже начинались встречаться. Сначала начали исчезать высоченные сосны, прямыми и ровными стволами попиравшие небо. Вместо них появлялись какие-то чахлые, болезненного вида сосенки, своим видом внушавшие жалость. Потом как-то незаметно, то тут то там засверкали небольшие озерца с водой, а следы стали наполняться быстро появлявшейся влагой.

В самом центре болота на небольшой поляне, окруженной со всех сторон труднопроходимой трясиной, расположился крошечный партизанский отряд, состоявший из нескольких десятков бойцов — пограничников одной из ближайших разгромленных застав. Этот день, начавшийся для них совершенно так же как и десятки до этого, не предвещал ни чего нового и хорошего. Сразу же, едва рассвело, по еле заметным тропам в лес убежали несколько групп собирать оружие на местах боев. Оставшиеся, в основном тяжелораненые, молча лежали на широким еловых лапах, с отчаянием сжимая бесполезные винтовки в руках. Все патроны, которые они сумели наскрести за время поисков, забрали с собой поисковики.

– Серега! Братцы, Серега, идет!
– вдруг с дальнего поста донесся радостный крик.
– Встречай его...

Раненные оживились. Из палатки, с трудом ковыляя, вылез командир — старшина Голованко. Опираясь на изогнутую клюку, придававшую ему сходство с лешим, бородатый старшина напряженно всматривался в бредущие по подмосткам фигуры. Шли двое, на носилках тащившие еще одного. За плечами у обоих ходячих висели небольшие вещмешки.

– Товарищ старшина, докладывает красноармеец..., - начал было при виде Голованко докладывать Сергей, но остановился.
– Поговорить бы нам надо.

– Хорошо, пойдем погутарим, раз надо, - прогудел он и кивнул на мешки.
– Только раненного определи и вещи скидывай.

Напарника связного быстро осмотрели и напоили горячим отваром, а потом укрыли тряпьем. Лишь после этого Сергей начал показывать свою добычу. Под восхищенные взгляд своих товарищей на заботливо разложенную рубаху он выложил четыре вороненых автомата и два карабина, накрыв все это богатство несколькими десятками магазинов с патронами.

– Откуда это?
– прохрипел командир, поглаживая сразу же облюбованную машинку.
– Это же новье! Где взял?

Взгляды скрестились на Сергее, от чего сразу же стало как-то неуютно. Вроде никто никого и ни в чем не обвинял, а ощущение создавалось неприятное. Не прочитать все это партизан просто физически не мог. Выпустив из рук винтовку, он повторил:

– Нам бы поговорить с тобой. Об этом (кивок в сторону горы оружия) и о другом, что может нам помочь...

Старшина отвернулся и потопал в палатку, в которой через минуту скрылся и Сергей.

– Ну?

– Ждали нас в селе!
– сразу же огорошил он новостью.
– Два броневика и грузовик с солдатами. Человек сорок — пятьдесят было. Командир, это были какие-то странные солдаты! Согнали всех жителе в центр деревни и начали жечь дома. Староста тоже был; рядом с семьей стоял.