Зеленый фронт
Шрифт:
– Не балуй малец, - невозмутимо проговорил незнакомец, поднимая с земли оружие.
– Кричи сколько влезет. Вот пусть придут и полюбуются на такого партизана! Рубаха в грязи, морда в каких-то цыпках, да вон и револьверт без патрон. Тоже мне боец! Смех один! Таких бойцов вон на кухню надо! Щи варить, да картоху чистить. Эх ты!
Отпустив ухо притихшего пацана, он поправил на нем рубашку и пригладил кое-как его волосы. Потом с укоризненным видом осмотрел его и сунул в руки пистолет.
– На, держи, боец, - усмехнулся мужичок, расстегивая карман на пиджаке.
–
– говор был у него немного тягучий, да и окончания некоторых слов он проглатывал, словно не выговаривал.
– Читать то поди научили, партизанский часовой?!
Цепко ухватив револьвер, Пашка вновь приобрел свой прежний залихватский вид, а с ним и старые ухватки. Подбоченясь, он внимательно оглядел своего обидчика. Прохожий, как прохожий... Выглядел он совершенно обычно для этого времени. Приглаженные черные волосы, немного навыкате глаза, сверкавшие из под светлой кепки. Из одежды Пашка обратил внимание только на сапоги. Хорошие, крепкие на вид, густо смазанные дегтем — сто лет носить и не сносить.
– Чай не маленький, сумею буквы разобрать, - буркнул он, наконец, в ответ, когда закончил с рассматривать сапоги.
– … Э... Маркин Семен Николаевич... Кузьминской школы … село..., - желтоватая бумага с расплывшимися чернилами с трудом поддавались усилиям мальчишки.
– Вот, направляется учителем... Учитель что-ли?
– пацан уже с любопытством уставился на мужика.
– У нас есть уже учительница — тетя Агнешка. А ты?
– Эх, молодежь, - вновь усмехнулся тот, не отвечая на вопрос.
– Звать то тебя как, чудо лохматое?
– Мальчишка сразу же насупился и спрятал документ куда-то за пазуху.
– Меня зовут Маркин Семен Николаевич. Учитель математики.
– Ты мне тут не обзывайся, - обиделся Пашка, хватая собеседника за рукав пиджака.
– Во придем к командиру, он тебе и покажет, кто тут чудо лохматое. Понял?!
– а сам он в это время пытался незаметно пригладить непослушный вихор на самой макушке головы.
– Пошли-пошли, тут недалече... Вона за тем оврагом будут деревья поваленные, а оттуда и рукой подать.
Несмотря на заверения паренька идти им пришлось почти с час, в течение которого Пашка практически не умолкал. Вынужденное одиночество на посту помноженное на долгое ожидание буквально взорвали его. Он что-то постоянно рассказывал, через каждую минуту теребил рукав учителя, а потом забегал вперед и требовательно заглядывал ему в глаза.
– … Я раз и прибег! А Сергеич мне и говорит... Ты Пашка истинный махновец, - тараторил он без умолку.
– Посмотри на себя. А что смотреть? Вона все тута! На мне! Рубаха да порты, а что грязные, так я на посту...
– Стоять!
– откуда-то сверху из-за наваленных деревьев раздался громкий окрик.
– Пашка, подь сюды, стервец! Кого там привел?! А? Быстро!
– слышалось, как сверху кто-то шумно слазил, обламывая ветки.
– Давай, зови командира! Ну!
Ветки раздвинулись и появилось сначала массивное тело в толстом свитере. Затем с кряхтением показалось и красное от приложенных усилий лицо. Отдуваясь пожилой партизан
– Кто таков будешь? Давай, говори все без утайки. Можа ты ихний шпиен? А?
Тот в ответ тихо рассмеялся.
– Отец, ты на мое лицо посмотри, - кепку учитель сдвинул на затылок, обнажив для июльского солнца высокий лоб.
– У меня же на лице написано, что я еврей!
– однако старый не разделял его оптимизма; такое впечатление, что его вообще было сложно чем-то прошибить.
– Юде, отец я, настоящий юде, как немец говорит.... Таких, как я они не любят. Слухи ходят, что в лагеря нас сгоняют...
– … Похож вроде, - тем временем бормотал партизан, хмуря брови.
– Жиденок — он и есть жиденок...
– Что же ты Михал Силыч такое говоришь?
– укоризненно проговорил другой голос, обладатель которого оказался плотным человеком невысокого роста.
– Значит-ца , говоришь еврей, да к тому же учитель. Хорошоооо, - протяжно протянул он.
– Нет! Даже не хорошо, а просто замечательно. У нас как раз детишек целая туча — будет чем заняться.
После некоторого молчания он продолжил:
– Меня зовут Голованко Илья Сергеевич. Я местный командир, - последнюю фразу старшина произнес каким-то виноватым тоном.
– Ты уж земляк не обижайся на такой «теплый прием». Война, сам должен понимать... Ну, что стоишь как жених на свадьбе, пошли знакомиться с хозяйством!
Пришлый кивнул головой на такое скорое посвящение в партизаны и нырнул вслед за старшиной в густую листву. Внутри он пробирался чуть не на ощупь. Пеньки с разлохмаченной щепой, острые прутки так и норовили ухватить его за штаны и вцепиться в ноги.
– Давай, земеля, вылазь, - из гущи кустов, из которых он уж и не знал как выбираться, его буквально выдернули.
– Заблудился?!
– засмеялся командир, показывая рукой на небольшую вырубку.
– А теперь знакомься... Вона нам сколько! И не чинись, у нас все по простому... Эй, народ! В нашем полку прибыло! Прошу любить и жаловать, Семен Николаевич Маркин. По профессии учитель. Вот, Агнешка, будет тебе помощник!
– бросил он в сторону статной светловолосой женщины.
Не прошло и нескольких минут, как со всех сторон набежал народ. Сначала оторопевшего учителя, мнущего в руках кепку, обступили галдящие женщины. С надеждой заглядывая ему в глаза, они спрашивали о своих родственниках, знакомых. Кто-то тут же ему сунул в руку краюху хлеба...
– Откуда это он нарисовался?
– недовольным голосом поинтересовался, вынырнувший откуда-то сзади Смирнов.
– Да, спросил я еще толком, - не оборачиваясь ответил тот, разглядывая как Маркин пытается свернуть козью ножку.
– Пожду трошки, пусть человек хоть чутка отойдет.
– Смотрю, теряешь ты хватку старшина, - капитан встал рядом с ним.
– Что-то не нравиться он мне! Что-то в нем такое есть... Чистенький он какой-то весь, - выдал, наконец-то, Смирнов.
– Прилизанный, что-ли... Да, и на спину посмотри! Видишь, как держит?! Ох, непрост он, ох непрост!