Зелёный шум
Шрифт:
«Да ну их… все жилы вытянут», — подумал сейчас Митька и решил раздобыть лук по-своему.
Приоткрыв створку рамы, он положил деньги на подоконник и через калитку прошёл на огород к Покатиловым. Отыскал грядку с луком и принялся срывать луковичные стрелки.
И тут его заметил Борька Покатилов.
— Ага! Попался! — громко закричал он, выскочив из-за погреба, и принялся звать на помощь отца и мать.
— Ладно тебе, не горлань, — отмахнулся Митяй. — Я ж не даром беру, за деньги.
Не слушая
Заметив девчонок, Митька рванулся из Борькиных рук; рубаха на спине затрещала и порвалась. Борька растерянно отступил назад.
Митька швырнул в него пучком лука и, перемахнув через изгородь, помчался к своему дому.
— Видали, видали? — обратился к девчонкам Борька. — Митяй лук ворует. Теперь он нам весь огород истребит.
— Хватит тебе, — остановила его сестра. — И никакое это не воровство! Просто он мамки дома не застал, ну и нарвал сам луку. Он даже деньги на подоконнике оставил. — Таня разжала ладонь и показала брату смятый рубль.
— Деньги?! — удивился Борька. — А разве мы луком торгуем?
— Луком нет, а за молоко нам Кузяевы платят.
— Вот купец-барышник! Всё-то он на рубли меряет.
— А ты бы пожил, как Митька, — наверное, не позавидовал бы ему, — вполголоса сказала Таня. Она собрала с земли разбросанный лук, вырвала из грядки с десяток редисок и, кивнув Ельке, направилась к Кузяевым.
В доме всё ещё бражничали гости, но Митьки не было.
Подруги нашли мальчишку около сарая. Он сидел на бревне и зашивал порванную рубаху. Таня положила перед Митькой лук и редиску.
— Что ж ты так? Деньги заплатил, а сам ускакал, как заяц. Возьми вот, отнеси гостям.
— А ну их, — отмахнулся Митяй. — Пусть сами раздобывают! Я им не мальчик на побегушках, надоело.
Он в сердцах сделал крупный стежок иглой, уколол палец, сунул его в рот, пососал, потом сплюнул розовую слюну.
— Разве так зашивают? — вскрикнула Елька, отбирая у него рубаху. — Здесь же заплатка нужна. — Она покосилась на трусы и рубахи, что сохли на верёвке за сараем. — Опять сам стирал? На речке, без мыла?
— Ну и сам! — Митяй вскочил, сорвал с верёвки бельё и, скомкав, бросил его в сарай. — Подумаешь, велико дело!
— И чудной же дом у вас, у Кузяевых, — покачав головой, сказала Таня и посмотрела в сторону крыльца, откуда выходили гости. — То густо, то пусто… то дым столбом, то хоть шаром покати. Ты сам-то ел сегодня что-нибудь?
— Успею, поем.
— И живёте вы как-то по-особому, — заметила Елька. — В колхозе числитесь, а на артельной работе вас не видно.
Митька промолчал и отвернулся. Да и что он мог сказать?
С тех пор как отец женился на молодой разбитной
«Это всё про запас, на потом, когда в город переберёмся», — говорила обычно Полина и строжайше запрещала Митьке прикасаться к вещам.
Любили Полина с Ефимом устраивать весёлые пирушки, принимать гостей и тогда не скупились на угощение. В остальные же дни в доме не было ни завтрака, ни обеда, и каждый питался где мог. Полина с Ефимом ходили в колхозную чайную. Митька же чаще всего обходился всухомятку или довольствовался остатками пирушек.
Отец, после того как его отстранили от заведования свинофермой, в колхозе почти не работал. То он тайно пилил в лесу дрова и продавал их колхозникам, то выкашивал траву на лесных полянах, то нанимался к какой-нибудь вдове починить изгородь, крышу, переложить печку или раздобыть через своих приятелей в городе строительные материалы.
И повсюду он таскал за собой Митьку. Ефим у всех брал авансы, распивал магарычи, всем клялся, что за ним не пропадёт, но с работой не спешил, выполнял её неумело, кое-как.
— Ой, Митя, и ругают же вас с отцом в колхозе! Очень вы дорого берёте за всё, — сказала вполголоса Таня. — И «шарагами» ещё зовут.
Митька помрачнел.
— Ну и пусть!
— А шёл бы ты с нами работать, — посоветовала Елька. — Вот хотя бы к тёте Шуре в летний лагерь. Траву бы для поросят косил.
— Чтобы за здорово живёшь ишачить, за спасибо?
— Зачем «за здорово живёшь»? Тебе трудодни будут писать. Знаешь, как тётя Шура за поросят теперь получает!
Елька не успела договорить, как к сараю торопливо подошёл Ефим Кузяев и отозвал Митьку в сторону.
— Там Афанасий Гвоздев идёт. Должно, насчёт печки. Дымит она у него.
— Я-то при чём? — опешил Митька.
— Так ты умасли его, скажи, что придём как-нибудь, доделаем. А мне с ним встречаться охоты нет.
— Сам умасливай! Он уже два раза приходил, палкой на меня грозился.
— Ну-ну, не шуми! — прикрикнул Ефим на сына и скрылся за сараями.
Вскоре в переулке около дома Кузяевых показался дед Афанасий. Он сердито постучал в наличник, потом заглянул в окно и позвал Ефима. Ему никто не ответил. Старик оглянулся по сторонам и направился к сараю.
Не выдержав, Митька юркнул в сарай, забрался в сено и шепнул оттуда девчонкам, чтобы они не говорили деду, куда он спрятался.
Подойдя к сараю, Афанасий спросил девчонок, не видали ли они Кузяева.
Таня показала, куда ушёл Ефим.