Земли Меча и Магии 2
Шрифт:
А эта её одежда… Рауль просто не мог оторвать взгляда от живописных лохмотьев, вмиг растеряв всю свою благочестивость и забыв про то, как надлежит следить за собой и усмирять плоть. Казалось, что эти лоскутки серой ткани вовсе даже и не грязные рваные тряпки, а дыры, прорванные, вроде бы, в случайных местах, проделаны вовсе не случайно, а образуют своеобразный орнамент, игриво приоткрывающий кусочки белого девичьего тела в разных местах, но не дающий узреть главного. Даже оборванный «ёлочкой» подол срамного наряда, который нельзя было даже назвать платьем — он заканчивался едва-едва ниже крутых, рельефных
С немалым удивлением старый слуга понял, что чувствует себя смущённым. Он не испытывал такого давно. Ни когда затаскивал ведьм на сложенные для них костры, ни когда помогал их растягивать на дыбах, ни когда вонзал пронзал серебряным оружием сердца недавно обращённых детей-вампиров. Но сейчас Раулю казалось, будто он попал в покои к некоей благородной особе и застал её в неглиже. Казалось правильным выйти, отвернуться, заставить себя не смотреть… Но старый слуга просто не мог заставить себя это сделать.
Ему помогли. Звучная затрещина заставила вмиг забыть обо всём.
— С сегодняшнего дня и впредь — недельный пост. И не смей этой ночью спать! До утра молись о прощении!
— Но я ничего не сделал, отец…
— Сделал! Я видел, Рауль, как ты смотрел на неё! Так что молись, Рауль. Быть может, тебе повезёт, и хватит всего одной ночи в молитвах…
Сказав это, инквизитор повернулся к молча наблюдающим за происходящим наёмникам.
— Готовьте дрова. Много дров.
— Но зачем нам много дров? Для приготовления пищи хватит хвороста…
— Я сказал, готовьте, значит — готовьте! Выполнять. А вы двое — стоять! Вот цепи. Привяжите пленников к вон тем деревьям, каждого к отдельному.
Рауль прекрасно знал, что всё это значит. Ему показалось, что сердце пропустило удар. Не веря своим ушам и сам пугаясь своей смелости, он переспросил отца Пия:
— Что, и эту невинную девушку тоже?..
— Её в первую очередь!
— Но она красивая…
— Три ночи молитв, и месяц поста! И ни слова больше.
Сперва я хотел слетать к западной границе, посмотреть, кого там ещё принесло к нам, а потом уже навестить инквизитора и поблагодарить его за спасение Василисы. Но планы пришлось спешно менять… Очень хорошо, что я проследил через карту за происходящим возле разрушенной тюрьмы. Приготовления людей проклятого фанатика мне очень не понравились. Девушку грубо схватили, подтащили к сосне, обмотали железными цепями, и начали кидать под ноги охапки хвороста. То же самое сделали и с двумя другими пленниками, вызволенными из подземной тюрьмы.
Времени на раздумья не оставалось. Срочно вызвав Птицу, я прыгнул на него, ещё до того, как мы поднялись, наложил Попутный Ветер, и мы сорвались с места на всей возможной
Мы с драконом обрушились на небольшую поляну, когда старый слуга инквизитора уже высекал огонь, чтобы подпалить три смолистых факела. Когда мы врезались в землю неподалёку от него, он выронил огниво и отскочил в сторону, попятившись от нас задом. Правда, у этого был определённый смысл — он подхватил с земли свой боевой молот, и после этого уже решительно замер, готовый, судя по всему, умереть за веру. Остальные люди инквизитора просто разбежались — дешёвые наёмники, ставящие выше всего свои собственные жизни и кошельки. Не дрогнул лишь сам главный фанатик.
Василиса, до того безвольно висевшая на цепях, вскинулась и с мольбой посмотрела на меня. Молча, но таким взглядом, что никаких слов больше было не надо.
— Что здесь происходит? — спрыгнув на землю, с ходу спросил я.
— Здесь вершится божье правосудие. Я собираюсь предать огню троих, запятнавших себя ересью, — сложив руки перед собой и смотря мне прямо в глаза, совершенно спокойно ответил инквизитор. И сделал шаг навстречу и в сторону, становясь между мною и приговорёнными.
— Запятнавших? Инквизитор, ты собираешься сжигать их только за то, что они были в плену? И ничего, что одна из них — мой человек? А возможно, и не только?
— Вы собираетесь воспрепятствовать божьему правосудию?
— Я требую освободить этих людей. Они невиновны. Они заслужили свободу и снисхождение после всего того, что им довелось пережить.
— Запятнавшие себя тьмою будут сожжены! Что, не согласен, тёмное отродье? — впервые на бесстрастном лице искореняющего ересь проскользнуло что-то человеческое. Кривая предвкушающая ухмылка. А ещё я заметил свечение, которое начало исходить от его ладоней.
— Это твоё последнее слово, инквизитор? Мы ещё можем разойтись миром. Хочешь, можешь отдать мне только девушку. Остальные… — следующие слова мне дались с трудом, но я всё-таки завершил фразу: — Остальных можешь сжечь, если так этого хочешь. Но её… Не смей.
— Свет не заключает сделок с тьмою. Я не отступлю, тёмное отродье. Помешаешь мне?..
Пару секунд я стоял перед ним, с силой сжимая эфес меча и смотря в ненавистную усмехающуюся рожу. Неимоверным усилием заставил себя успокоиться — хотя бы внешне.
— Ладно. Ты в своём праве. Можешь делать, что хочешь.
— Что-о-о?!! — истошный крик Василисы резанул по ушам. Седой слуга как-то быстро подскочил к ней, и профессионально заткнул рот девушке кляпом. Я было дёрнулся… Но опять с немалым трудом заставил себя сдержаться.
— Только просьба. Дай мне сначала убраться подальше отсюда. Не хочу слышать их крики… Птица, полетели!..
Только я вскочил на дракона, как тот взмыл в воздух. Я поймал на себе взгляд Василисы, бессильно бьющейся в путах, и почувствовал себя неуютно — с такой ненавистью смотрела она на меня. Но… Осуждать её я не мог.
«Ты же не собираешься это так оставить, да?» — голос Птицы в голове отвлёк от тяжёлых мыслей, и заставил усмехнуться уже меня.
— Нет, конечно же нет. Просто не хочу, чтобы этот фанатик спалил меня первым же экзорцизмом… Отлетаем на двести метров, ты высаживаешь меня и возвращаешься. Продолжать надо?