Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского
Шрифт:
Таким образом, осталось сделать всего один шаг, чтобы признать фактом политическое сотрудничество Киприана и поддерживавших его феодалов Великого княжества Литовского с правителем Московского великого княжества в канун Куликовской битвы. Но прежде, чем сделать этот шаг, необходимо все-таки установить: во-первых, действительно ли было возможно это сотрудничество осенью 1379 г., во-вторых, подтверждается ли оно историческими источниками. Важно также выяснить его ближайшие политические последствия, т. е. какое влияние оно оказало на разгром полчищ Мамая в 1380 г.
Что касается возможности политического сотрудничества между определенными кругами феодалов Великого княжества Литовского и Московского великого княжества накануне Куликовской битвы, то в этом вопросе определяющими моментами являются обоюдная заинтересованность и наличие соответствующих политических предпосылок. Как уже отмечалось, у Киприана была особая заинтересованность в сотрудничестве с московским великим князем, но при условии признания за ним прав на митрополию "всея Руси". Вероятнее всего, что инициатива в установлении контактов между ними в 1379 г., как и годом ранее, исходила от киевского митрополита. Поводом могли послужить события в Константинополе, весть о которых прежде других мог пере- /122/ дать Киприан. О них довольно скоро стало известно и в Москве. Это обстоятельство особо подчеркивается в соборном определении патриарха Антония 1389 г.: "Скоро, однако, ложь обличается; ибо великий князь московский, увидев его (Пимена. – Авт.), сверх всякого ожидания, митрополитом, или, точнее, узнав о нем все, прежде нежели он явился, призывает кир Киприана". [543] Летописная Повесть о Митяе, возможно, сохранила слова, которыми эта весть была передана
543
Памятники древнерусского канонического права. – Прил. № 33. – Стб. 210.
544
Симеоновская летопись. – С. 125.
Подобный образ действий вполне был характерен для Киприана, которого патриарх Антоний охарактеризовал как человека, "способного хорошо воспользоваться обстоятельствами и разумно устроить дела". [545] Уход с политической сцены двух наиболее сильных конкурентов лишь открывал путь киевскому митрополиту к вакантной митрополии "всея Руси". Чтобы стать главой всей русской церкви, Киприан должен был еще снять с себя подозрения в приверженности к литовской великокняжеской власти и дать феодальной знати Москвы определенные гарантии своей верности ей и ее политическому курсу. В конкретной политической обстановке конца 1379 г. такой наиболее предпочтительной перед другими гарантией могли быть изъятие из-под власти Ягайла и переход вместе с Киприаном на сторону Москвы близких к ее сфере влияния и порубежных с Ордой княжеств Юго-Западной Руси. Ввиду предстоявшей вооруженной конфронтации с мамаевой Ордой и ее союзниками подобная политическая акция должна была иметь в глазах правителей Москвы и возглавляемой ею коалиции княжеств тем большую ценность, что в случае успеха она обеспечивала контроль коалиции над стратегически важным районом и весомый прирост ее военно-политического потенциала.
545
Памятники древнерусского канонического права. – Прил. № 33. – Стб. 200.
Осенью 1379 г. Киприан мог располагать реальными возможностями, чтобы дать требуемые гарантии. Ослабленное в последние годы жизни Ольгерда оппозиционное движение в восточнославянских землях Великого княжества Литовского с самого начала правления его преемника снова обрело силу и размах. Особенно непопулярны были власть Ягайла и его проордынская политика в княжествах Юго-Западной Руси. Именно в этой части Великого княжества Литовского в сентябре 1379 г. произошли события, которые, в сущности, явились началом развала державы Гедиминовичей. Интересные подробности о них сообщает ливонский хронист Герман из Вартберга, описывая поход войск венгерского и польского короля Людовика Анжуйского в западную Волынь. Сам поход предшествовал этим событиям и послужил для них если не поводом, то своеобразным ускорителем. По свидетельству хрониста, в сентябре 1377 г., после семинедельной оса- /123/ ды Белза, его владетель Юрий Наримантович "уступил королю замок вместе с землею и людьми" и взамен их получил новые владения в Венгрии. В то время, когда король осаждал Белз, "ему добровольно подчинились Коддере (т. е. Кориатовичи. – Авт.)… и Любарт… с женами, детьми и всеми домашними. Они предоставили себя его милости и поклялись ему в верности. Король возвратил им в Руси несколько замков, но взял, для безопасности, в заложники их сыновей". [546] Вместе с Дмитрием-Любартом ленную присягу Людовику Анжуйскому добровольно принес Федор Ольгердович, владевший Ратно и другими замками и землями на Волыни. [547] Переход в подданство венгерской короны подольских князей Александра и Бориса Кориатовичей подтверждает сам Людовик в уже упоминавшемся письме к Франциску Карраре. [548] Нет оснований считать, что осенью 1379 г. политическая обстановка в Среднем Поднепровье была иной, чем в Волынской и Подольской землях. Боярство этого региона также находилось в оппозиции по отношению к литовской великокняжеской власти, причем его ориентация на Москву вследствие постоянной общерусской пропаганды Киприана могла быть здесь даже более определенной.
546
Ливонская хроника Германа Вартберга. – С. 109.
547
См.: Флоря Б. Н. Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле. – Прим. 59. – С. 158.
548
Lowmiański Н. Wcielenie Litwy do Polski w 1386 г. – S. 63.
К тому же осенью 1379 г. наметился новый раскол в правящих верхах Великого княжества Литовского. Еще в 1378 г. виленская и трокская группировки действовали согласованно, добиваясь от стран католического Запада прекращения военных действий крестоносцев против Литвы. С этой целью в том же году в Мазовию отбыл с дипломатической миссией Скиргайло Ольгердович, в задачу которого входило встретиться затем с представителями Империи и Рима. [549] Однако орденским властям удалось свести переговоры к заключению сепаратных договоров сначала с Кейстутом, а затем и с Ягайлом. Первый из договоров, выработанный при участии Кейстута и скрепленный Ягайлом, был подписан послами Тевтонского ордена в Троках 29 сентября 1379 г. и гарантировал безопасность значительной части владений трокского князя в течение десяти лет. [550] Виганд из Марбурга в своей хронике упоминает, что из Трок послы отправились в Вильно, "где задержались на три дня и три ночи, сговариваясь о тайных делах с королем". [551] 27 февраля в Риге и в мае 1380 г. в Давыдишках Ягайло заключил договоры с Ливонским и Тевтонским орденами, в силу которых находившаяся под его непосредственной властью часть Великого княжества Литовского изымалась из сферы военных действий. [552] Соглашениями он фактически выдавал крестоносцам владения Кейстута, чем создавал серьезную опасность для единства и территориальной целостности государства литовских феодалов, но зато получал взамен возможность направить имевшие- /124/ ся в его распоряжении войска на соединение с ордой Мамая для осуществления совместного похода на Москву.
549
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 99; Флоря Б. Н. Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле. – С. 156–157.
550
CDP. – Königsberg, 1848. – Т. 3. – N 134.
551
SRP. – Т. 2. – S. 605.
552
Prochaska A. Rozejm Jagiełły z landmistrzem inflanckim zatwierdzony w Rydze 27 lutego 1380. // KH. 1909. – T. 33. – S. 565; LUB. – T. 3. – N 1153.
Как глава церкви в Великом княжестве Литовском Киприан мог быть посвящен в некоторые обстоятельства наметившегося противоборства в его правящей верхушке и воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы в конце 1379 г. предложить Дмитрию Московскому содействие в отрыве от Литвы и переходе под его контроль пограничных княжеств на юго-востоке. В таком случае поход московских полков во главе с Владимиром Андреевичем Серпуховским, Андреем Полоцким и Дмитрием Боброком Волынским в декабре 1379 г. на территорию Чернигово-Северщины и его результаты следует рассматривать как реализацию общего политического замысла, а само летописное известие об этом походе – как одно из важнейших свидетельств письменных источников о политическом сотрудничестве между феодалами Среднего Поднепровья и Московского великого княжества в канун Куликовской битвы.
Другим таким свидетельством являются сообщения летописей о посольстве
553
Летописный свод 1497 г. // ПСРЛ. – М.; Л., 1963. – Т. 28. – С. 81; Сокращенные летописные своды конца XV века // ПСРЛ. – М.; Л., 1963. – Т. 27. – С. 251; Владимирский летописец // – ПСРЛ. – М., 1965. – Т. 30. – С. 127.
554
Симеоновская летопись. – С. 125; Типографская летопись // ПСРЛ. – Пг., 1921. – T. 24. – С. 141.
555
Типографская летопись. – С. 149.
556
Троицкая летопись. – М.; Л., 1950. – С. 421; Продолжение летописи по Воскресенскому списку. – С. 42; Рогожский летописец. – Стб. 131, 141–142; Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. – М.; Л., 1949. – Т. 25. – С. 199, 206; Никоновская или патриаршая летопись. – С. 41, 49.
Если первая из указанных групп ставит посольство в прямую связь с получением в Москве сведений о смерти Михаила-Митяя и поставлении Пимена, то вторая обозначает день и месяц отъезда послов. Для 1380 г. ими будут 5 февраля, а для 1381 г. – 24 февраля. Третья группа записей помещена составителями летописей в конце повести о Донском побоище или же Сказания о Мамаевом побоище (после известия о прибытии на Русь послов от нового хана Тохтамыша). Тем не менее, их определенно следует датировать 1380 г. /125/
Записи четвертой группы, как правило, сделаны в летописях дважды: в составе Повести о Митяе и в повествованиях о Куликовской битве. Так, в Московском летописном своде конца XV в. под 1377 г. сообщается, что, в то время как Пимен медлил в Константинополе, Дмитрий Иванович "… посла на Кыев по Киприана митрополита Федора игумена Симановьского отца своего духовного. И поиде с Москвы на великое заговенье по Киприана митрополита, зовущи его на Москву от великого князя". [557] Обозначающий в данном случае всю рубрику 1377 г. не может быть соотнесен с московским посольством, которое следует датировать не ранее осени 1379 г. Но в этом же своде имеется еще одна запись по этому поводу под 1380 г. и она представляется верной: "Тое же зимы посла князь великы по Киприана митрополита на Киев". [558] Близки по содержанию к этим записям известия Никоновского свода, также в составе рубрик, обозначенных 1377 и 1380 гг. [559] Примечательно, однако, что в отличие от других летописей в Никоновском своде сделана особая запись о приезде Киприана, из Киева в Москву, который датируется 3 мая 1380 г.: "И прииде Куприан из Киева на Москву в четверток 6 недели по Пасцђ, еже в самый праздник Възнесения в лђто 6888". [560] Следует также отметить, что хронологическая последовательность событий, имевших отношение к митрополиту Киприану, в этом своде нигде не нарушена. Только в Никоновском своде Киприан изображен в Сказании о Мамаевом побоище как лицо, принимавшее непосредственное участие в подготовке похода общерусской рати на Дон в 1380 г. [561] Видимо, на основании записи Никоновского свода о приезде Киприана в Москву Н. М. Карамзин отметил особую в нем датировку московского посольства, но вывод сделал не в ее пользу: "Великий князь по Троиц., Ростовск., и всем летописям, кроме Никонов., послал за Киприаном уже во время царя Тохтамыша, и Киприан приехал в Москву в 1381 году". [562] Предложенные им даты не пересматривались в отечественной историографии.
557
Московский летописный свод конца XV в. – С. 199.
558
Московский летописный свод конца XV в. – С. 206.
559
Патриаршая или Никоновская летопись. – С. 41, 47.
560
Патриаршая или Никоновская летопись. – С. 41.
561
Патриаршая или Никоновская летопись. – С. 53– 54.
562
Карамзин Н. М. История государства Российского. – Изд. 5-е – Спб., 1842. – Кн. 2, т. 5. – Прим. к 5 тому. – С. 24. – Прим. 60.
Действительно, в летописях, восходящих к летописному своду 1408 г., приезд Киприана в Москву датируется не 1380 г., а 1381 г. Этим же годом обозначено прибытие Киприана в Москву в реконструированной М. Д. Приселковым Троицкой летописи, в Рогожском летописце, Тверском сборнике, Симеоновской летописи, Летописном своде 1497 г. и др. [563] Но именно в этой группе летописей сделаны значительные пропуски в описании событий последней трети XIV в. и особенно тех из них, которые каким-либо образом характеризуют московско-литовские отношения. Содержание рассматриваемой записи также подвергалось редакционной правке. Он имеет такой вид: "В лђто 6889 в чет- /126/ верг 6 недђли по велице дни, на празднике възнесения господня прииде из Царяграда на Русь пресвященный Киприан митрополит на свою митрополию ис Киева на Москву". [564] Нетрудно заметить, что редактор, желая, возможно, придать видимость законности появлению Киприана в Москве внес добавление, которое исказило первоначальный смысл записи. В связи с этим датировка сводом 1408 г. прибытия Киприана в Москву вызывает определенные сомнения, тогда как хорошо вписывающиеся в общую канву событий соответствующие даты Никоновского свода и Московского свода конца XV в. выглядят предпочтительнее. Правда, в некоторых сводах (Летописный свод 1497 г., свод 1518 г., Типографская летопись и др.) прибытие Киприана в Москву датируется по приезду на Русь Пимена ("По семи же мђсяцев прихода его прииде вђсть, яко Пимин идет"). Но, поскольку год приезда Пимена на Русь не указан, определить дату первого события в данном случае не представляется возможным. Таким образом, на основании анализа летописных данных можно утверждать, что посольство Дмитрия Московского было отправлено в Киев 5 февраля 1380 г., а сам Киприан на правах митрополита "всея Руси" прибыл в Москву 3 мая того же 1380 г.
563
Троицкая летопись. – С. 421; Рогожский летописец. – Стб. 142; Летописный сборник, именуемый Тверской летописью. – С. 441; Симеоновская летопись. – С. 131; /173/ Летописный свод 1497 г. – С. 83; Владимирский летописец. – С. 128; Типографская летопись. – С. 149.
564
Троицкая летопись. – С. 421.