Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского
Шрифт:
Данный вывод находится в противоречии с укоренившимся представлением о времени возвращения Киприана из Константинополя в Киев, определяемом не ранее июня 1380 г. Так, автор новейшего исследования русско-византийских отношений в XIV в. И. Ф. Меендорф предполагает, что Киприан прибыл в Константинополь в апреле-мае 1379 г., а сессия собора, отъезд Киприана и поставление Пимена случились почти одновременно, в течение нескольких дней июня 1380 г. [565] Г. М. Прохоров специально вопрос не рассматривал, но отметил, что в Константинополь Киприан прибыл весной 1379 г. [566] Если принять во внимание то обстоятельство, что во второй редакции Жития митрополита Петра Киприан, рассказывая о своем пребывании в Константинополе, исчисляет его продолжительность в тринадцать месяцев (обстоятельство, Г. М. Прохорову, несомненно, известное и учитываемое им), то и в данном случае он должен был покинуть столицу Византии незадолго до июня 1380 г. Оба исследователя принимают за изначальный момент хронологических расчетов дату избрания Нила вселенским Патриархом и его решение по тяжбе между Киприаном и Пименом, оформленное соборным актом. В их понимании эти события взаимосвязаны и синхронны. По этой причине они отрицают какую-либо возможность передачи Нилу руководства церковью до мая-июня 1380 г., и, следовательно, решение вопроса о митрополии на Руси ранее этого срока. [567] Но ведь источники допускают и иное развитие событий. Так, патриарх Нил /127/ в 1380 г. свидетельствовал, что московские послы "лишь только мерность наша божественными судьбами взошла на высокий патриарший престол, обратились и к нам и вручили грамоты, излагающие мысль и желание пославшего их великого князя всея Руси". [568] В 1389 г. патриарх Антоний об этом же событии писал: "Они (послы. – Авт.) представляют [те] грамоты и себя святейшему и приснопамятному патриарху кир Нилу, тогда только принявшему церковное кормило". [569]
565
Meyendorff J. Byzantium and the Rise of Russia… – S. 212.
566
Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 64.
567
Meyendorff J. Byzantium and the Rise of Russia… – S. 212. – Not. 38; S. 213. – Not. 43; S. 218–221, 223–224. Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 91–93.
568
РИБ. – Т. 6. – Прил. – № 30. – Стб. 176.
569
РИБ. – Т. 6. – Прил. – № 33. – Стб. 208.
570
Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – Прил. 3. – С. 223.
571
Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – Прил. 3. – С. 91; Meyendorff J. Byzantium and the Rise of Russia… – S. 213. – Not. 43.
Киприан стал митрополитом "всея Руси" с резиденцией в Москве с согласия и по приглашению великого князя московского, но без санкции тогдашних высших духовных властей, а после июня 1380 г. и вопреки решению патриаршего собора. Отсюда стремление Киприана оправдать свои действия, придать им видимость правомерности. Именно этим целям, как убедительно показал Г. М. Прохоров, служили Житие митрополита Петра и Повесть о Митяе, к созданию которых Киприан был непосредственно причастен и которые послужили основой для позднейших летописных записей. "Киприан переделал начало повествования о Митяе, – пишет Г. М. Прохоров, – сбив последовательность эпизодов, отчасти их повторив, добавив свои объяснения, формулы, намеки и этими средствами создал свою "завязку". [572] Та же рука и с той же целью лишила каких-либо абсолютных хронологических признаков и рассказ о пребывании Киприана в Константинополе, помещенный в Житие митрополита Петра, хотя и оставила некоторые относительные ориентиры. К последним относятся: указания на время отъезда Киприана из Киева ("Но к Руской земли прошедшу… И третиему лету наставшу, пакы к Царюграду устремихся") и прибытия его в Константинополь, где он "обретох неустроение в царехь же и в патриаршестве", а также на срок пребывания в нем ("Пребых же убо в оное время в Константинеграде тринадесят месяць"), обстоятельства ("Ни бо ми мощно бяше изыти, велику неустроению и нужи належащи тогда Царьствующий град. Море убо латиною дръжимое, земля же и суша обладаема безбожными туркы") и время отъезда ("яко от оного /128/ часа болезни оны нестерпимыя престаша. И в малех днех Царствующего града изыдох"). [573] Но и эти ориентиры при верной начальной точке отсчета могут дать определенное представление о времени прибытия Киприана из Константинополя на Русь.
572
Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 166.
573
См.: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – Прил. 2. – С. 214–215.
Такой точкой следует признать время отъезда Киприана из Киева. Оно определяется посланием к единомышленникам, написанном в Киеве 18 октября 1378 г. В нем Киприан сообщает, что по-прежнему намерен ехать в Константинополь и уже выслал гонцов ("А яз без измены еду ко Царюгороду, а пред собою вести послал же есмь"). [574] Очевидно, послание было прощальной вестью (благословением) Киприана к однодумцам и написано им накануне или даже в день отъезда. Киевский митрополит "устремихся" в Константинополь сухопутьем через Болгарию по одному из кратчайших маршрутов, поэтому все путешествие, даже с непредвиденными задержками и остановкой в Тырнове, где он встречался с патриархом Евфимием, вряд ли заняло более полутора-двух месяцев. Следовательно, к середине декабря 1378 г. Киприан уже находился в Константинополе. В конце сентября 1379 г. туда же прибыло и московское посольство, спор между претендентами на митрополию "всея Руси" вступил в решающую стадию. Увидев, что его дела принимают нежелательный оборот, Киприан не стал ждать финала и примерно в середине декабря 1379 г., т. е. спустя 13 месяцев после прибытия, выехал из Константинополя. Поэтому он мог принять непосредственное участие в завершающей фазе политических событий, происходивших зимой 1379/80 г. в юго-восточных районах Великого княжества Литовского.
574
Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – Прил. 1. – С. 202.
Из приведенных выше фактов складывается такая картина. Осенью 1379 г. правительство московского великого князя Дмитрия Ивановича ввиду приближавшейся неминуемой схватки с Ордой встало на путь консолидации всех антиордынских сил на Руси и решительной вооруженной борьбы с Мамаем. Повороту политического курса Москвы к открытой конфронтации с Ордой способствовало новое соотношение политических сил в Великом княжестве Литовском, сложившееся под воздействием усилившегося процесса его децентрализации. Появилась реальная возможность ослабить силы мамаевого союзника великого князя литовского Ягайла и привлечь на сторону антиордынской коалиции русских княжеств подвластные Литве и расположенные в стратегически важном районе московско-литовско-ордынского пограничья Чернигово-Северское и Киевское княжества, где особенно сильным было влияние киевского митрополита Киприана. В этой обстановке московский великий князь Дмитрий Иванович отказывается от курса, направленного на создание подчиненной /129/ его власти отдельной от киевской митрополии церковной организации. Он идет на то, чтобы восстановить митрополию "всея Руси" во главе с Киприаном, при посредничестве которого, по всей вероятности, уже на исходе 1379 г. наладил политическое сотрудничество с феодальной знатью княжеств Среднего Поднепровья. Результатом этого сотрудничества явился глубокий рейд московской рати, выступившей в декабре 1379 г. от рубежей Брянщины на юг, в направлении Киева. Преследуя цель освободить свои владения от уплаты ордынской дани и верховной власти литовских феодалов, правители Чернигово-Северского и Киевского княжеств Дмитрий и Владимир Ольгердовичи, подобно тому как двумя годами ранее князья Волынской и Подольской земель, отказались признавать верховенство Ягайла. Побуждаемые своим феодальным окружением они перешли ("в ряд") на службу к московскому великому князю. Лишь затем, 5 февраля 1380 г., из Москвы в Киев отбыло посольство с официальным приглашением Киприану занять в качестве митрополита "всея Руси" постоянную резиденцию в Москве, куда он и прибыл 3 мая 1380 г.
В результате похода московских войск в юго-восточные земли Великого княжества Литовского зимой 1379/80 г. и последовавшего вслед за ним присоединения Чернигово-Северского и Киевского княжеств контроль над стратегически важной территорией Среднего Поднепровья перешел от Ягайла к Дмитрию Московскому, увеличился военно-политический потенциал возглавляемой Москвой антиордынской коалиции, а враждебные ей силы Литвы и мамаевой Орды соответственно были ослаблены. Княжества Среднего Поднепровья стали надежным заслоном, который не только прикрыл с запада общерусскую рать, выступившую на Дон против Мамая, но и сыграл роль непреодолимой преграды для армии Ягайла, стремившейся к соединению с ордынскими полчищами, но так и не успевшей к началу битвы на Куликовом поле. Медлительность Ягайла была обусловлена не столько политическими расчетами литовского великого князя, несомненно, заинтересованного во взаимном ослаблении Москвы и Орды, сколько необходимостью силой оружия восстанавливать контроль над Черниговщиной и землями бассейна верхней Оки. В отсутствие Дмитрия Ольгердовича, присоединившегося вместе с дружиной к войскам Дмитрия Донского и участвовавшего в Куликовской битве, Ягайло снова завладел его уделом. В качестве компенсации за утраченные владения Дмитрий Ольгердович получил в держание от московского великого князя Переяславль-Залесский. [575]
575
Флоря Б. Н. Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле. – С. 165–167, 170–172.
О военно-политических событиях, разыгравшихся на террито- /130/ рии Киевского княжества летом 1380 г., ничего не известно. Источники на этот счет не содержат никаких прямых указаний. Известно, однако, что в отличие от чернигово-северского князя Владимир Ольгердович сохранил свои владения, которые, как показывают дальнейшие события, остались в структуре Великого княжества Литовского, но, возможно, с правами более широкой автономии. Некоторые письменные источники косвенно свидетельствуют о том, что в 1380 г. Киевское княжество пребывало в состоянии войны с мамаевой Ордой и одновременно в союзнических отношениях с Москвой. Так, в уже упоминавшейся жалованной грамоте Владимира Ольгердовича, датируемой 1381 г., указывается,
Памятники Куликовского цикла, отмечая участие в разгроме Мамая чернигово-северского князя Дмитрия Ольгердовича, его брата Андрея Ольгердовича Полоцкого, который "издалеча" приспел на бой "и съ плесковици", не содержат никаких известий о Владимире Ольгердовиче и его киевских полках. Вместе с тем в литературных произведениях о Куликовской битве имеются сюжеты и подробности, которые, как представляется, могли бы свидетельствовать в пользу участия Киевского княжества в военных действиях против орд Мамая, но их смысл был намеренно затемнен или искажен, если не во время создания, то при последующем редактировании. Такой вывод напрашивается в связи с тем, что эти сюжеты и подробности, отражающие определенные исторические реалии, [576] явно противоречат известным фактам или же их нельзя сколько-нибудь удовлетворительно объяснить без учета активной антиордынской позиции Киевского княжества и его союзнических отношений с Москвой в 1380 г. Так, например, в эпизоде о переписке и совместном выступлении на помощь Дмитрию Московскому двух братьев Ольгердовичей – Андрея Полоцкого и Дмитрия, названного князем брянским, привлекают внимание следующие слова: "Слышах убо, яко приидоша ко мнђ медокормци ис Сђверы, а кажуть уже великого князя Дмитрия на Дону, ту бо ждати хощеть злых сыроядцевъ. И нам подобаеть итти к Сђверђ и ту съвокупитися нам: предлежить бо нам путь на Сђверу и тым путем утаимъся отца своего… По малех же днех снидошася оба брата желанно со всђми силами к Сђверђ… И приспеша борзо на Донъ, и нађхаша великого князя Дмитреа Ивановичя Московьскаго еще об сю /131/ страну Дону, на мђстђ рекомое Березуй и ту съвокупившяся". [577] Совершенно ясно, что Андрею Полоцкому, находившемуся на московской службе в Пскове с 1378 г., незачем было спешить на Дон окольным путем через Северскую землю, но этот путь был наиболее оптимален для соседствующих чернигово-северского и киевского князей. Примечательным является также факт отправки Дмитрием Московским еще до сбора общерусской рати в Коломне первой "сторожи" под началом Василия Тупика на Тихую Сосну, т. е. на киевско-ордынское пограничье. [578] Конечно, вопрос об участии Киевского княжества в антиордынской борьбе на стороне Москвы в 1380 г. нуждается в специальном исследовании. Но и приведенные выше факты показывают, что в результате военно-дипломатических усилий Москвы на исходе 1379 г. военные силы двух крупнейших княжеств Среднего Поднепровья – Чернигово-Северского и Киевского приняли участие в сражении с полчищами Мамая. Интересно, что в 1380 г. в состоянии войны с ордынцами находилось и Подольское княжество, правитель которого Александр Кориатович погиб в схватке с ними, как считают некоторые исследователи, именно в том году.
576
Об этом см.: Бегунов Ю. К. Об исторической основе "Сказания о Мамаевом Побоище" // "Слово о полку Игореве" и памятники Куликовского цикла. – М.; Л., 1966. – С. 477–523; Азбелев С. М. Об устных источниках летописных текстов (на материалах Куликовского цикла) // Летописи и хроники, 1976 г. – М., 1976. – С. 98; Дмитриев Л. А. Литературная история памятников Куликовского цикла // Сказания и повести о Куликовской битве. – Л., 1982. – С. 306– 359.
577
Сказание и повести о Куликовской битве. – С. 36–37, 91; Моисеева Г. Н. К вопросу о датировке Задонщины // Куликовская битва и подъем национального самосознания. – Л., 1979. – С. 236.
578
Сказания и повести о Куликовской битве. – С. 29–30, 55, 79, 107.
Разгром основных сил мамаевой Орды в битве на Куликовом поле 8 сентября 1380 г. явился переломным моментом в борьбе Руси против Золотой Орды, военному могуществу и политическому господству которой был нанесен серьезный удар, ускоривший ее распад на менее значительные государственные образования. Другой внешнеполитический противник Московского великого княжества – Великое княжество Литовское – также вступает в полосу безысходного кризиса. [579] Победа на Куликовом поле закрепила за Москвой значение организатора и идеологического центра воссоединения восточнославянских земель, показав, что путь к их государственно-политическому единству был единственным путем и к их освобождению от чужеземного господства.
579
Пашуто В. Т. Возрождение Великороссии и судьбы восточных славян. – С. 49; Пашуто В. Т. Историческое значение Куликовской битвы // Сказания и повести о Куликовской битве. – С. 286–290; Лиха- чев Д. С. Мировое значение Куликовской победы // Там же. – с. 255–261.
Особенности этапа политической консолидации восточнославянских земель, наступившего после разгрома орд Мамая и до заключения Кревской унии, раскрыты в работе И. Б. Грекова. [580] Им установлено, что примерно до 1382 г. этот этап характеризовался невиданным ранее размахом и интенсивностью процесса объединения княжеств Руси вокруг Москвы, предпринявшей ряд дипломатических мер с целью приведения государственных границ в соответствие с этническими на основе провозглашенной ею патримониальной концепции внешней политики. Благодаря Л. В. Черепнину, введшему в научный оборот описи архива Посольского приказа 1626 г., стали известны важные документальные свидетельства того, что сразу же после разгрома полчищ Мамая московская великокняжеская династия действительно приступи- /132/ ла к объединению под своей эгидой находившихся под властью Литвы восточнославянских земель. В частности, в описи имеется упоминание о договоре Андрея Полоцкого с Дмитрием Донским, который И. Б. Греков не без оснований датирует 1381 г. и связывает его с возвращением Андрея Ольгердовича в Полоцк в том же году. [581] Весьма вероятно, что именно к этому периоду относится требование Дмитрия Донского передать под его власть и другие земли Руси, ранее входившие в состав Великого княжества Литовского, но в канун Куликовской битвы примкнувшие к возглавляемому Москвой военно-политическому антиордынскому союзу. Так, по словам М. Стрыйковского, "великий князь Дмитрий Московский вознесенный умысли такожде под Литвою языческой Витебского, Киевского и Полоцкого княжеств русских войной доходити и отправил к Ольгерду, великому князю литовскому, послы…". [582] А. В. Соловьев, отмечая недостоверность подробностей этого рассказа, вместе с тем указал на правдоподобность отразившейся в нем политической ситуации, которая характеризовала отношения между Великим княжеством Литовским и Московским великим княжеством в начале 80-х гг. XIV в. [583]
580
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 127–181.
581
Опись архива Посольского приказа 1626 года. – Ч. 2. – М., 1977. – С. 34; Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 139, 168.
582
Stryjkowski M. Kronika polska… – Т. 2. – S. 8.
583
Соловьев А. В. Автор "Задонщины и его политические идеи // ТОДРЛ. – Т. 14. – М.; Л., 1958. – С. 186.
Дипломатическая активность усилившегося после разгрома Мамая Московского великого княжества оказала влияние на соотношение политических сил в Великом княжестве Литовском. В октябре 1381 г. князь Кейстут, опираясь на поддержку группировавшихся вокруг него русских и литовских феодалов, захватил Вильно и отстранил от власти Ягайла, дискредитировавшего себя союзом с Мамаем. [584] Став великим князем литовским, Кейстут проводил политику сближения с Московским великим княжеством на антиордынской основе. [585] Но против этого сближения выступили как крестоносцы, так и Орда, внутриполитическое положение которой с приходом в конце 1380 г. к власти хана Тохтамыша временно стабилизировалось. В конце мая – начале июня 1382 г. Кейстут двинул войска в поход против посаженного Ягайлом в Новгород-Северске князя Дмитрия-Корибута, который отказался признать власть нового правителя Литвы. [586] Прав И. Б. Греков, видя в выступлении Дмитрия-Корибута часть заговора, направленного против Кейстута и инспирированного ордынскими властями. [587] Уже в июле 1382 г. при военной помощи Тевтонского ордена и дипломатической поддержке Орды Ягайло снова захватил верховную власть в Великом княжестве Литовском. Кейстут в ходе переворота был убит. [588]
584
Рогожский летописец. – Стб. 142; Супрасльская летопись. – С. 62.
585
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 152–153.
586
Супрасльская летопись. – С. 62; Wigand von Mar- burg. Cronica nova Prutenica. – S. 602–619; Detmar von Lübeck. Chronik // SRP. – Liepzig, 1813. – T. 3. – S. 121–122.
587
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 153–154.
588
Супрасльская летопись. – С. 63.