Земля обетованная
Шрифт:
Они еще раз сердечно расцеловались, что не помешало банкиру напомнить Морицу о расписке в получении тридцати тысяч марок.
— Ты мне страшно нравишься! Я прямо-таки полюбил тебя! — восторженно воскликнул банкир, пряча расписку в несгораемую кассу.
Из конторы Мориц вышел вместе с Вильчеком, но в воротах какой-то человек с бандитской физиономией заступил его спутнику дорогу.
— Извините. Я зайду к вам завтра, а сейчас мне нужно поговорить с этим господином, — сказал Стах, поклонился и, сделав незнакомцу знак следовать
XII
«Кто хочет, тот всего добьется, думал Мориц, шагая по улице. — Вот захотел, и в кармане у меня тридцать тысяч марок».
И он с чувством удовлетворения ощупал в кармане клеенчатый пакет.
«Захочу проглотить Боровецкого и проглочу вместе с его фабрикой и капиталом».
«Захочу жениться на Меле и — женюсь, непременно женюсь».
В эту минуту для него не было ничего невозможного.
Первая большая победа наполнила его гордостью и безграничной самоуверенностью.
«Действовать надо смело и решительно», — подумал он и с улыбкой посмотрел на солнце, которое весело поблескивало на мокрых от дождя крышах и тротуарах.
— Пожалуй, это стоит отметить, — сказал он про себя и остановился перед витриной ювелирного магазина.
Ему приглянулся перстень с большим бриллиантом, но цена подействовала на него отрезвляюще, и он вышел из магазина без покупки.
Вместо этого он купил в галантерейной лавке галстук и пару перчаток.
«Обручальное кольцо они мне так и так купят», — рассудил Мориц и направился к дому Грюншпанов с твердым намерением покончить со вторым — матримониальным — делом.
От свахи, которая исподволь обрабатывала семейство Грюншпанов, он уже знал о разрыве с Высоцким, а также об отказе Бернарду Эндельману, который сделал Меле предложение в письменной форме. Наверное, от огорчения он перешел в протестантство и собирался жениться на какой-то «французской обезьяне».
Знал он и о том, что сыновья нескольких крупных дельцов безуспешно ухаживали за Мелей.
«А почему бы, собственно, ей не согласиться выйти за меня?» — Он бессознательно посмотрел на свое отражение в витрине и остался собой доволен. В самом деле, он был интересный мужчина.
Погладив курчавую бороду и поправив пенсне, он пошел дальше, взвешивая свои шансы на успех.
Деньги у него есть, правда, не ахти какие, зато Гросглик обещал большой кредит, предрассудков он лишен начисто, значит, блестящее будущее ему обеспечено.
Меля была прекрасной партией и давно ему нравилась. Правда, есть у нее эта польская фанаберия, любит она порассуждать на отвлеченные темы, а благородство и благо ближнего ставит превыше всего, но это не требует больших расходов, а в гостиной производит хорошее впечатление. А сколько красивых слов произнес он сам в бытность свою студентом в Риге, как осуждал современное устройство общества и в продолжение двух семестров был даже социалистом, но это не мешает ему
Размышляя таким образом, он улыбнулся, вспомнив испуганную физиономию Гросглика.
— Мориц, обожди!
Он обернулся.
— Ищу тебя по всему городу, — говорил Кесслер, пожимая ему руку.
— По делу?
— Нет. Хочу пригласить тебя на сегодняшний вечер к себе. Будет еще несколько человек.
— Что, попойка, как в прошлом году?
— Нет, дружеский ужин, беседа и… сюрпризы.
— Сюрпризы здешние?
— Привозные, но для любителей будут и здешние. Придешь?
— Ладно. А Куровского ты пригласил?
— Хватит с меня на фабрике этих польских скотов, и дома я не желаю их видеть. Корчит из себя аристократа и воображает, что оказывает тебе большую честь, подавая руку. Verfluchter, [58] — выругался он. — Ты куда идешь? Я могу тебя подвезти. Экипаж ждет.
— На Древновскую.
— Я только что видел Гросмана, его освободили под залог.
— Вот так новость! А я как раз к Грюншпанам собрался…
58
Проклятый (нем.).
— Я подвезу тебя, только по дороге на фабрику заскочу.
— А что, эти сюрпризы с твоей фабрики?
— Надо кое-кого отобрать из прядильни.
— И они так прямо согласятся?
— Они у меня дрессированные. А впрочем, есть верное средство: не хочешь — получай расчет!
Мориц засмеялся. Они сели в экипаж и вскоре остановились перед зданием фабрики, совладельцами которой были Эндельман и Кесслер.
— Обожди минутку.
— Я пойду с тобой. Может, что-нибудь посоветую…
Они пересекли просторный двор и вошли в низкое строение с застекленной крышей, пропускавшей дневной свет; здесь помещались моечная, сортировочная, чесальный и прядильный цехи.
У длинных моек, из которых выплескивалась на пол вода, работали только мужчины; а из чесальни раздавались женские голоса, но при появлении Кесслера они тотчас стихли.
Молча глядя прямо перед собой, стояли в ряд, как автоматы, работницы, а вокруг них высились груды шерсти, словно грязные пенящиеся волны рокочущего моря, и неустанно дико ревели приводы и шестерни.
Кесслер шел, втянув голову в плечи, сгорбясь и играя желваками под заросшими рыжей щетиной скулами. Конусообразная голова, оттопыренные заостренные на концах уши делали его похожим на летучую мышь, выслеживающую добычу.
Маленькими глазками внимательно оглядывал он молодых пригожих работниц, а те под его оценивающим взглядом краснели и не решались поднять голову.
Около некоторых он приостанавливался, осведомлялся, как идет работа, осматривал шерсть и спрашивал у Морица по-немецки: