Земля Обетованная

Сэйки Маркус

«Почему взяли Ли, Лизу и Элис? И почему задержание было проделано столь варварским образом? Да и как вообще такая акция могла быть санкционирована?»

– Приходили за нами. – Голос Купера был тих и глух.

Шеннон не ответила. Развернувшись вполоборота, она сидела на самом краешке пассажирского сиденья – старалась оказаться как можно дальше от него.

– Поверить собственным глазам не мог, – продолжал Купер.

– С чего бы это? – спросила Шеннон, неотрывно глядя в боковое окно. – Все было именно так, как оно было.

– Агенты

считали, что там мы. Иначе бы не вели себя таким образом.

Она повернулась и с презрением взглянула на него:

– Ты уверен?

Купер попытался найти достойный ответ, но все слова, которые приходили на ум, немедленно становились ложью, едва представлялся мешок на голове восьмилетней девочки.

– Именно так и работает система. А ты об этом прежде не знал? Конечно же знал. Ты и сам не раз отдавал приказы на проведение подобных акций.

– Нет. Никогда. Ни разу в жизни.

– Ты никогда не посылал агентов ДАР на проведение задержаний?

– Никогда на задержания, подобные тому, свидетелями какого мы стали.

– И что ж, твои люди приходили с цветами и тортами?

– Люди из моей команды задерживали преступников. И только преступников. Террористов. Анормальных, которые причинили вред другим людям или намеревались его причинить.

– Уверена, тем безликим, которых мы сегодня видели, было сказано то же самое. Они не сомневались, что Ли и его семья – террористы. Точно так же рядовые гестаповцы, арестовывая людей, верили, что эти люди представляют для государства угрозу.

– Гестапо и нацистская партия не имеют ничего общего с Департаментом анализа и регулирования.

– Но не находишь ли ты, что ДАР постепенно превращается в нечто подобное?

– Хорошо, если настаиваешь, начнем все сначала. Первое. Я больше не работаю в департаменте. Припоминаешь? Второе: ничего подобного, скорее всего, не случилось бы, если бы анормальные из агрессивно настроенных групп, подобных вашей, не взрывали здания и не убивали людей. Я ненавижу то, что увидел. Арест твоих друзей причиняет мне физическую боль. Но нельзя же кидать бомбы, а затем испытывать досаду оттого, что людям бомбисты не по нраву. Агенты ДАР были уверены, что арестовывают террористов, ответственных за взрыв, унесший жизни более чем сотни людей.

– Твои слова ровным счетом ничего не доказывают. – Шеннон демонстративно отвернулась к окну.

И тут Купера словно ударило молнией.

– Подожди-ка секундочку. До последнего мгновения я и знать не знал о существовании Ли и Лизы. Но знала ты. И знали о них твои друзья.

– И что с того?

– А то, что к ним заявились агенты ДАР. Очевидно, кто-то их туда направил.

– И кто же, по-твоему?

– А как насчет Саманты? Или… – Купер замолчал, позволив ей самой закончить его мысль.

– Не считаешь ли ты, что Джон сообщил Департаменту анализа и регулирования о том, где нас искать?

– А он знал Ли и Лиз?

– Не важно. Он бы такого никогда не совершил.

– Может

быть, Саманта не передала ему твое сообщение и он попытался избавиться от тебя.

– Абсолютно исключено.

– Шеннон…

– Достаточно, Купер. Разговор закончен.

Ему хотелось спорить. Да что там спорить – драться. Бушевавший гнев гнал Купера в битву, пусть даже и словесную. Он намеревался рассказать о розовой игрушке, валявшейся среди обломков руин и пыли на мостовой Нью-Йорка. Но вдруг представил, как дверь в квартире Ли срывается с петель, внутрь с криками устремляются безликие, кладут всех членов семьи на пол кухни – той самой кухни, где он прошлой ночью беззаботно общался с дружелюбными незнакомцами-китайцами.

«Во всем виноват Джон Смит! Если бы не было его и ему подобных, не было бы и подразделений тактического реагирования. Руки Смита обагрены кровью тысяч невинных людей, и Ли, Лиза и Элис стали последними на сегодняшний день жертвами в его списке».

И тут Куперу вспомнилось обращение президента к нации, произнесенное двенадцатого марта. Купер слушал его на следующий день в записи, находясь уже в бегах. Он опасался тогда, что президент призовет покарать анормальных огнем и мечом. Вместо этого президент настаивал на том, что следует быть терпимыми к анормальным. Как же он сказал?

«Ибо сказано, что лишь в тяжких испытаниях выковывается истинное взаимопонимание. Так пусть тяжкие испытания не разделят нас на нормальных и анормальных, пусть все мы почувствуем себя единой нацией – американцами.

Давайте же вместе трудиться над построением лучшего будущего для наших детей.

Но пусть никто из нас не забудет боль сегодняшнего дня. Пусть никто из нас никогда не пойдет на поводу у тех трусов, которые считают, что сила заключена в оружии, и которые ради достижения собственных целей убивают детей.

Для таких трусов нет и не будет в наших сердцах жалости…»

Слова президента укрепили тогда Купера в решимости выполнять возложенную самим же на себя миссию – миссию, из-за которой он уже полгода не видел собственных детей.

Надлежало найти Джона Смита. И для Джона Смита и ему подобных в его сердце жалости не будет.

Слова были старыми, но верными, как молитва, которую Купер повторял каждый вечер. Но частенько вслед за этой молитвой он слышал тихий голос внутри себя, и голос этот вопрошал:

«И что затем? Вернешься в ДАР? Станешь, как и прежде, руководить подразделениями тактического реагирования?»

– Что с ними станет? – тихо спросила Шеннон.

– Доставят в местное отделение ДАР и допросят.

– Допросят? Всего лишь?

– Да, допросят, – подтвердил Купер. – Надеюсь, что они немедленно расскажут о нас все, что им известно. Это во многом облегчит им пребывание там. Затем, предупредив, отпустят восвояси.

– Не лги мне, Купер.

Он взглянул на Шеннон и, увидев блеск гнева в ее глазах, вновь воззрился на дорогу.