Земля Тре

Рыжов Александр

Алай отодвинулся еще дальше и, будто ненароком, толкнул протянутую руку. Уха выплеснулась на землю.

Коста уронил ложку и, резко подавшись вперед, схватил Алая за грудки.

– Яду подмешал? Говори, гад!

У Глеба от неожиданности язык прилип к гортани - он раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Окаменел и Савва.

– Пусти!
– Алай задергался, как рыба на крючке.
– Рехнулся, что ли?

– Пущу.
– Коста разжал пальцы и тут же сомкнул их на рукоятке булавы. Если рыпнешься, считай, что ты покойник.

–

Чокнутый!
– нервно засопел Алай, одергивая кафтан.

– Заткнись, пока цел.

К Глебу наконец вернулся дар речи:

– Что происходит? Коста!

– А это ты у него спроси. Пусть он расскажет - и про Трофима с Игнатием, и про Шестопала, и про сон-траву...

– Так это...
– Глеб перевел взгляд на Алая, - это... ты?

– Чушь!
– Алай порывисто поднялся, шагнул в сторону леса.

– Стой!

Коста вскочил на ноги. Алай обернулся, и из его ладони змеиным жалом выскользнуло тонкое лезвие.

Глеб не успел сообразить, что случилось, - увидел только, как быстрее молнии сорвался со своего места Савва и вклинился между Алаем и Костой. Послышался глухой удар... вскрик... Нож, летевший в грудь Косты, попал в Савву и застрял в горле. Хлынула кровь. Савва упал. Тут ноги сами подбросили Глеба он выхватил меч и очутился с Алаем лицом к лицу.

– Получай за всех!

В руке Алая тоже сверкнул меч. Сшиблись. Клинки зазвякали, рассыпая искры. Глебом овладел приступ ярости. Усталость, навалившаяся на плечи после битвы с каянами, разом исчезла - тело налилось мощью и стало упругим, как лоза. Он смял Алая, как ураган сминает убогую хижину, и остановился только тогда, когда увидел под ногами искромсанный труп..

– Готов...

К костру, спотыкаясь о камни, бежал Пяйвий. Коста сидел на коленях, придерживая руками голову Саввы. Глеб, пошатываясь, подошел, воткнул в землю меч и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

– Савва!..

Савва приподнял веки, набрякшие, как две страшные опухоли, зашевелил сухими губами. Изо рта вырвался фонтан крови, голова дрогнула - раз, другой, и Савва затих. Коста бережно опустил его на землю.

– Все...

Пяйвий застыл у костра, как статуя. Глеб посмотрел сквозь него и проговорил бесцветным голосом:

– Вот, значит, как... Я-то думал...

– Моя вина, - сказал Коста.

– Ты знал?

– Догадывался.

– Алай... Кто бы мог...
– Слова показались Глебу лишними, и он умолк.

Коста поднял котел и медленно вылил его содержимое в огонь. В воздухе заклубилось облако пара, поплыло к лесу - туда, где таяли, зацепившись за ветки, клочья дыма. Костер погас.

Пяйвий нетвердой походкой подошел к скрюченному телу Алая.

– Но почему он? Зачем?

– Трофим с Игнатием, Шестопал, сожженный ушкуй, - начал перечислять Коста, - веревка, лук...

– Хватит, - остановил его Глеб.
– Я все помню. Скажи лучше, для чего он это делал?

– Об

этом я хотел спросить у него. Жаль, не получилось.

– Как ты его раскусил?

– Случайно. Помнишь болото? Когда вы уходили в лес, он вертелся возле Ильи, а в глазах было что-то... лисье... Я еще подумал, не стянул ли чего. А потом оказалось, что у Ильи в кармане два свистка.

– Но какой смысл?

– Прямой. Он убил Гарюту, взял его свисток, забрался в топь и стал скликать вас.

– Зачем?

– Чтобы заманить в болото. Вспомни, как было дело... Ваше счастье, что спаслись.

– Но ведь он тоже тонул! Мы с Пяйвием сами...

– Рассчитал верно. Дождался вас и сиганул в болото. Знал, что вытащите.

– Могли и не успеть.

– Рисковал, конечно... Значит, нужно было.

– Для чего?!

– Отстань.
– Коста отвернулся.
– Теперь на этот вопрос отвечать некому.

– Почему же ты молчал, если догадывался?

– А вдруг ошибка? Грех человека подставлять.

– А сейчас?

– Сейчас решился. Только не думал, что все так обернется. Я и в лес его с вами не пустил - боялся, что напоретесь на каян и он переметнется на их сторону.

– Но ведь тогда, у Кенозера, он дрался вместе с нами!

Коста извлек из погасшего костра палочку, стал, по обыкновению, чертить фигуры. Думал.

– Я тоже многого не понимаю. Почему он сжег только один ушкуй, почему не прикончил нас всех на волоке?

– Может, ему нужно было попасть в землю Тре?

– Может, и так...

Глеб подошел к Пяйвию. Взгляд магнитом притянуло к сизому, как мерзлая земля, лицу Алая. Глебу померещилось, что щеки мертвеца вздрогнули... Или не померещилось?

– Коста!

Коста подошел, и они втроем, оцепенев, стали смотреть на то, что происходило с обликом человека, которого они считали новгородцем и к которому за долгие недели путешествия успели привыкнуть. Лицо Алая стало менять очертания - будто недовольный своей работой гончар в порыве вдохновения принялся тонкими пальцами придавать еще не застывшей глине новые формы. Окладистая борода Алая стала маленькой и жидкой. Длинный заостренный нос укоротился и утонул во впадине между округлившимися скулами. На щеках и на лбу пролегли глубокие старческие морщины. Но самое удивительное произошло с глазами - они почернели и превратились в узкие полоски. Как у Пяйвия.

– Чтоб мне лопнуть!
– произнес Коста потрясен-но.
– Он из земли Тре!

Пяйвий пошатнулся, вцепился в руку Глеба.

– Это... Это нойд!

– Ты его знаешь?

– Да... Его звать Аксан.

– Кто такой нойд?

– Я слышал, - сказал Коста.
– Так у них называют колдунов.

– Да... Колдун...
– в страхе прошептал Пяйвий.
– Злой... очень злой. Он с Семи Островов. Самый сильный маг земли Тре.

– Ну, если это самый сильный...

– Нет... Сила не в теле.