Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Ветхозаветная ярость поднимается во мне, и русская смиренность не может победить её…
О Боже…
Я бреду по голой вершине горы Кондара…
Я сразу вижу знакомую громаду Черешни… Она спит…
Спит?.. А где тысячи коралловых эф её?..
Я знаю, что все на земле змеи спят днем, при солнце, а ночью они охотятся…
Ночью они живут…
Но не коралловые эфы, которые устали жить…
Которые хотят уйти с земли вослед за своими Царями, которых они любили, ласкали и убили…
И
И они спят ночью, как люди…
И они просыпаются только рано утром, вместе с солнцем, а потом вновь быстро, оцепенело засыпают, замирают…
Они любят смерть больше, чем жизнь!..
И потому, едва выпустив, выманив из ползущего чрева свое живорожденное потомство, своих детенышей, Эфы тут же яростно пожирают их…
Они пожирают свое потомство, потому что они хотят преданно уйти в землю за своими Царями! потому что они не хотят здесь жить!.. да!.. они не хотят земных потомков!..
Они хотят жить там — в вечности… Они мудры, как человеки… они древней… и мудрей…
Они как великие поэты, мудрецы, цари, снежные барсы, носороги, амурские, уссурийские тигры…
Как Божьи Пророки, которые тысячи лет назад покинули Человечество — и вот Оно вынуждено сиротски оглядываться назад, где Они были живыми, дышащими, как мы, скоротечные…
Но Они — Божьи Посланники — покинули нас, и мы лишь ждем Их Второго Пришествия…
И что же мы лишь вынуждены повторять Древние Слова?..
А где же наши Пророки и Слова?..
И что же мы никогда не услышим Живого Пророка?..
И никогда не дотронемся до его живых одежд? и рук?..
Всё в прошом… всё в прошлом… есть только прошлое…
…Но вернемся к Эфам!..
Но!..
О!..
О! Я представляю чувство только что новорожденного змееныша, когда собственная мать гонится за ним по ветвям Черешни, чтобы проглотить его насмерть!.. навсегда!.. О!..
И тогда детеныш яростно бросается к огромным, малиновым, атласным плодам-ягодам-черешням, и от страха мгновенно прогрызает черешню…
И забивается, прячется в сладких, вязких, спасительных недрах плода от своей матери-убийцы, которая только что снесла, вытолкнула его из заботливого чрева своего в божий, светлый — такой соблазнительный мир! — и вот сразу! хочет! убить! его…
О Боже!..
Но ведь и безбожные жены человеческие еще во чреве, в аборте убивают чад своих, а эфы хотя бы дают им выйти в божий, сладкий мир…
И вот жены греха не дают надежды чадам, плодам своим, а Эфы дают.
Значит, Эфы-роженицы благородней иных жен человеческих?..
О, Боже!.. Куда я забрел?..
О Боже!..
И вот слепые, голодные эфы-матери бросаются и на ягоды,
Но не всех находят они… не всех съедают… Слишком много ягод на циклопическом Древе…
И в этом спасенье Эф, и продленье рода их… И знают, чуют они!..
Но ночью они спят…
И я знаю это…
…Я подхожу к Дереву спящему…
Что-то чудится мне, что сотни глаз хищных глядят на меня? иль снежный барс? иль тяньшаньский медведь? иль волк тайно глядят на меня и алчут?.. Как страшно быть дичью!..
Я дрожу…
Я долго стою под Деревом…
Потом открываю чемодан, вынимаю большую нейлоновую сумку и вешаю её себе на шею…
Но чую: кто-то глядит на меня… (потом я узнал, что это смерть глядела на меня).
Потом я шепчу молитву всем земным богам:
— О, Элоим Яхве! О, Авраам! О, Заратустра! О, Иисус Спаситель! О Аллах! О, Мухаммед!.. О, Будда!.. О, Шива!.. О, спасите хоть на эту ночь меня! меня! меня! муравья, муравья! муравья!.. Спасите от Эфы меня!..
…Я гляжу на Древо…
Нет на нем эф. Спят они где-то до утра… В ветвях? в стволе?..
Но вдруг не все они спят?..
А вдруг у них есть ночной эфа-страж, и он алчно глядит на меня, и ждет меня? А?..
Опять я чую, как зверь, что кто-то глядит на меня… что я дичь уготованная…
— Гуля, Гуля Сарданапал, спаси меня!..
…Мне мало Пророков, и я прошу помощи у усопшей возлюбленной моей…
Да!.. да! да! да! да!..
…И я неслышно подхожу к Дереву…
Я трогаю его ствол голыми перстами…
Я жду, когда мои пальцы перестанут дрожать…
И они перестают дрожать…
Я тоже устал жить!.. Я тоже хочу умереть… да!.. Но я хочу помочь людям и покарать бесов, хотя мудрецы говорят, что кто борется с бесами — сам становится бесом…
Я трогаю древнюю, измученную кору Дерева-Исполина, и кора сыплется в моих перстах…
Дерево древнее… Уже сыплется оно…
Как ненужная, отжившая чешуя у змей…
Это Дерево — Змея?.. Да?.. Да…
…Но так мне легче лезть на него, кроссовки мои прилипают к сыпучему стволу…
И я тихо, по-кошачьи, лезу к ветвям, где тысячи малиновых, атласных, огромных ягод тесно ждут меня, лоснятся, переливаются от лунного света…
Луна бессмысленно и равнодушно плывёт из-за гор…
Я знаю, что после китайских атомных испытаний в Синьцзяне это Дерево заболело лучевой болезнью, и эфы его занемогли, и черешни…
И, боясь облученья, я тороплюсь…
Я голыми перстами быстро набираю полную сумку тугих, гладких ягод…