Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Эй! эй!.. затонул заснул еще один русский бедный малый червь человек… Ей! ей!..
И Тимур-Тимофей стал в травах и уже не было страха в душе его и он в последний раз огляделся окрест, перед тем как лечь и уснуть забыться навек в травах…
…Ах, горька тленна жизнь… Ах, сладка вечна смерть… — шептал безнадёжно поэт опускаясь в вечные травы и становясь травой…
Но тут неподалеку от себя — невысоко над травами — увидел
…Изба что ли?.. Деревня что ли?..
Но огонь медленно шел двигался над травами.
Свеча? Факел? Светоч? Лампа?..
Странно дивно, что не гибнет не гаснет она в ливне…
И тут Тимур-Тимофей вспомнил адов кромешный прожектор и содрогнулся…
Но этот огонь зыбкий кроткий текучий кочует движется живет зовет над травами.
Тогда Тимур-Тимофей пошел на огонь.
И тут иль показалось ему иль вновь явилась пробилась узкая тропа в мокрых несметных травах и идти стало легче в море трав.
И огонь кочующий стал ближе.
И тут неслышно возрос явился из беспробудных трав из недр тенет травяных человек в военной гимнастерке, в галифе с красными генеральскими лампасами и в хромовых сапогах.
И как многие русские люди, он, помочившись в травах, на воле, забыл застегнуть ширинку галифе и оттуда выпали явились как гроздья несметные виноградные осенние жухлые его громадные ядра-орехи и малый скудный дитя корень-фаллос.
И он сказал:
— Я был на земле генерал-академик Николай Илья Нострадамус сладострастник. Более всего на свете белом я любил Тирана Руси Генералиссимуса Сталина и свою жену Агафью-Сорейю-Лебедь — сладострастницу задострастницу персиянку лоноужаленную.
Но Тиран умер, а жена меня из дому изгнала, ибо у неё было бешенство матки и у неё в матке жил улей пчел вечножалящий и полюбовник воитель потаковник армянский Арсений Араратский пчел ея изгонял но они восстанавливались возрождались яро, а у меня был скудный редкий веник фаллос…
Тогда я сотворил Бомбу ННН, чтоб отомстить всем человекам на земле и чтоб Бомба сия угомонила угодила в агафьину матку пчелиный рой таящую…
Но я сильно смертно облучился на испытаньях и умер и сошел в ад в его подземные несметные нефтяные океаны…
И я там бродил по горло по очи в тяжкой нефти а по брегам зазывно спело ласково плодово бродили тучнозадые курчаволонные нагие девы жены…
Но их нетронутые лядвеи ноги бедра икры были спутаны спеленуты скованы железными цепями и нельзя было разомкнуть их и разлучить раздвинуть раскинуть их ноги и постичь почать растревожить разорить разбередить их сладчайшие невинные тишайшие блаженные тайные медовые гнезда…
…О Господи! и на
Но я бродил в нефтяной гуще подземной тьме вечной ночи ада, но уповал но помнил слова Христа об овце заблудшей…
Но уповал…
И там в аду я встретил возлюбленного своего Тирана Иосифа Сталина….
И он бродил по брегу нефтяного маслянистого необозримого безбрежного океана в дряхлом мундире Генералиссимуса покрытом зловонными нефтяными пятнами жалящими и скалился и ухмылялся…
И в руках у него был коробок серных сибирских спичек и трубка и он хотел зажечь спички и от них нефтяное адово море, где брели томились грешники, и сладострастно мычал…
Но сырые спички не горели в чадных нефтяных ползучих испареньях, и не мог он зажечь нефтяное смоляное удушливое тоскливое море и пожечь адов народ, как жег и убивал он земных человеков, и оттого маялся и страдал и сказал мне:
— Николай-Герострат, сюда бы твою Бомбу Н!.. Айяй-яй!.. Вах!..
Есть ли надежда у находящихся в аду — вот главный вопрос человечества…
…О Боже! Милость Твоя необъятна и она простирается и над адом…
Да… Да?..
Но уповал я. Уповал и в аду.
И сегодня я увидел огнь…
И он проходил чрез беспробудные безысходные толщи гущи слои недра земли!..
И звал и светил…
И я вышел из ада из ночи подземной кромешной на огнь явившийся…
И я вышел из ада на землю родную мою, а тут ливень, а тут воды многие…
И я иду за огнем моим и боюсь страшусь, что ливень погасит его, хотя не погасили пропустили его недра земли…
И Тимур-Тимофей поглядел в дожде смертном на Николая-Герострата творца адовой солнечной Бомбы ННН…
И вся его гимнастерка и галифе с генеральскими лампасами и хромовые сапоги были в смоляной жирной нефти и дождь не мог смыть нефть эту и лишь скользил по ней тунно щедро тщетно и Николай Герострат был похож на дьявола кромешного.
И он был адов дьявол.
Но и дьявол уповал надеялся!..
Божий бедный заблудший человече как все на земле этой…
И под землёй…
И Тимуру-Тимофею стало жаль его в этих несметных мокрых хищных травах косматых гривастых змеиных…
И тут поэт вспомнил притчу о Ходже Насреддине, которую сотворил придумал он некогда в бухарской чахлой блошиной придорожной чайхане…
…Ходжа Насреддин стал старым. И стал часто болеть. То голова болит, то зубы, то сердце, то живот, то кости ноют страждут по ночам…
Скелет болит… Старость — это когда ты понимаешь — из чего ты составлен!.. Айя!..
И тогда Ходжа Насреддин надел новый халат и пал на колени в поле и обратился к всемогущему Аллаху: