Земные наши заботы
Шрифт:
многоэтажной застройкой сел, отдав предпочтение домам усадебного типа. После
июльских решений даже ярые сторонники сельских многоэтажек (до этого они
анафеме готовы были предать всякого, кто выступал против них) вдруг осознали
свою ошибку и начали основательно поругивать то, что сами недавно
проповедовали, пропагандировали, внедряли и насаждали всеми силами. Поэтому
уточнить хочу, в Дайнаву мы заехали летом 1977 года, когда многоэтажные села
еще оберегались
продиктованного Госгражданстроем.
Так что читатель поймет всю необычность ситуации и нашу реакцию на слова
Науялиса. Признаться, я уже слышал такое суждение, но слышал только от
сельских жителей, и ни разу от тех, кто ведал, руководил перестройкой села.
Получалось так: те, для кого строили,— сопротивлялись, а кто строил, были
убеждены, что они благодетельствуют.
Я сказал Станиславасу про похвальные отзывы о Дайнаве, которые мне
доводилось слышать от специалистов в других республиках и областях. Напомнил
и о премиях, полученных архитекторами, по проектам которых строилась
Дайнава.
— Знаю, слышал и читал. Однако у нас сложилось на этот счет иное мнение:
если мы хотим закрепить людей в селе, то и строить дома должны лучше, чем в
городе. А лучшим может быть только отдельный дом с приусадебным участком.
Поэтому в Литве вы нигде больше не увидите села, подобного Дайнаве.
Теперь хочу представить Станиславаса Науялиса. Он заместитель начальника
управления Министерства сельского хозяйства Литовской ССР. Того управления,
сотрудники которого ведают обновлением литовского села: руководят
переселением из хуторов в поселки, занимаются организацией сельских жилищно-
строительных кооперативов, держат в своих руках все индивидуальное жилищное
строительство. И делают все это, как о том свидетельствует практика,
толково, по-хозяйски, со знанием дела и жизни, увлеченно, с высоким чувством
ответственности, меры и красоты, с пониманием интересов сельских жителей.
Нет, я имею в виду не какое-нибудь одно село, на застройку и
благоустройство которого не поскупились. Речь я веду о селах, которые можно
назвать обычными, так как каждое из них — это одна из 1150 центральных
усадеб колхозов и совхозов республики.
Например, побывав в селе Моседис Скуодасского района, я считал, что
побывал в сказке. Однако вскоре меня разочаровали, сказав, что Моседис
действительно красивое село, но есть села и получше. И начали перечислять
их, загибая пальцы сначала на одной руке, а потом и на другой.
— Ну, а Лабунава, к примеру, что в Кедайнском районе, или Запишкис, Рокай
в Каунасском? — спросил я. Села
образцовыми как по застройке, так и по их благоустройству.
— А таких и вовсе сотни можно назвать, — ответили мне. И в этом ответе не
было преувеличения.
Недавно я проехал по дорогам Литвы более тысячи километров. И не увидел
ни одного старого села. Дело в том, что еще лет пятнадцать назад больших
деревень здесь почти не было, преобладали хутора. А хутор — это одна-две
избы среди поля, на взгорке, у лесной опушки. До 1967 года, например, в
республике насчитывалось 260 тысяч таких хуторских поселений. Немало их и
сейчас. Но многих уже нет — хуторяне переселяются на центральные усадьбы
колхозов и совхозов, где и строятся. Как правило, ставят новые дома,
просторные, со всеми удобствами. Хуторские избы, даже самые добротные, по
сравнению с ними кажутся убогими, годными лишь для Музея быта, созданного в
Литве очень и очень своевременно.
Растут, застраиваются небольшие деревни. А застраиваясь, обновляются,
разрастаются в большие и красивые села, в которых ежегодно ставится 6—7
тысяч домов. Дома кирпичные или щитовые, но облицованные силикатным
кирпичом. Так что литовские села сегодня — чаще всего белокаменные, в зелени
садов и деревьев. Села ухоженные, чистые, улицы многих из них напоминают
аллею заповедника, где нет никаких загородок, но где сорить, по газонам
ходить, а тем более цветы рвать строго-настрого запрещается. Запрещается не
табличками, а совестью человеческой. Не случайно же в Моседис каждую весну
прилетают гнездиться и выводить потомство дикие утки, белые и черные лебеди.
И гнездятся в самом центре села. Утки — в домике на берегу декоративного
прудика, для красоты созданного у колхозной конторы. Нет, прудик этот, как и
утиные гнездовья, не отгорожен от прохожих. Подходи, смотри, можешь
покормить уток и даже погладить их при этом. Это диких-то! Лебеди плавают на
большом пруду у старой мельницы, переоборудованной под уютный ресторан.
Плавают вовсе не прячась, не шарахаясь от человека. Привыкли, что здесь они
в полной безопасности.
— В нынешнем году черных лебедей почему-то меньше прилетело, — сказал
председатель колхоза. Сказал тем тоном, каким говорят председатели о
неурожае или ином каком бедствии.
Ходили мы по чистым улицам, любовались дворами, отгороженными от улицы,
от дороги и тротуара лишь декоративными кустиками, деревьями или валунами,
над украшением которых потрудился самый искусный художник — природа. За