Зеркала и галактики
Шрифт:
Глава 7
С каким удовольствием я бы набил морду Питеру Рейнборо! Он же, собака, обо всем догадался. И хоть бы слово сказал, когда вел меня на контуры. Только и удосужился, что велел не трепать языком.
Женщина на RF-корабле приносит несчастье. Стремясь попасть на борт, Юна-Вэл нашла блистательный выход. Оделась в биопласт – с ее высоким ростом и длинными ногами только и осталось, что налепить отменную мускулатуру, – вставила в глаза цветные линзы и принялась изображать горевшего на «Илайне» супруга.
Недурно играла, надо признать. Не диво, что Хэндс глядел на нее и кривился. Кому понравится такой
Я бы тоже не заподозрил, если бы Юна-Вэл продолжала носить под «очками» цветные линзы. Наверное, она вынула их, чтобы промыть, но при жгучем свечении «Испаньолы» не смогла снова вставить. Когда же корабль перешел на низкий уровень и свечение пригасло, ей пришлось снять сеточку, а необыкновенные глаза – вот они. Любуйтесь, господин Джим Хокинс. Нет, но какова! По части рисковости даст сто очков вперед любому из risky fellows. Я восхищен.
В этом своем восхищении, я повозился на постели и с головой укутался в спальник. Нарочно, чтобы не было соблазна смотреть на портрет, который принесли, пока я спал. Впрочем, я все равно его видел – и сквозь спальник, и затылком. Юна-Вэл оглядывалась через плечо, улыбалась луговыми глазами. Лайна рядом с ней смотрелась бледно.
Бедная Лайна. Я в одночасье разлюбил ее, и даже не стыдно. Будто и не было ничего, будто не я два года добивался ее любви… Впрочем, разве я добился? Вместо того, чтоб выйти замуж, меня отослали за сокровищами.
Мэй-дэй! Наслушался на контурах речей Юны-Вэл, а теперь поди разберись, чьи это мысли – мои или ее. И спросить не у кого. Хотел с мистером Эрроу потолковать – он явился, едва Рейнборо приволок меня в каюту, – но первый помощник не стал дожидаться, пока я заплетающимся языком выговорю хоть фразу. Его самого шатало после выстрела из станнера. Мистер Эрроу вогнал мне три инъекции, от которых каюта вокруг закачалась, и с нажимом сказал:
– Джим, на тебе с Сильвером держится весь корабль. Система замкнута на вас обоих, и не дай бог разрушить созданные цепи. Твое дело – выжить, больше ничего. Никаких размышлений, угрызений совести, разговоров по душам. Приказом по кораблю тебя лишили такого права.
Он улыбнулся и даже не коснулся – лишь поднес руку к моему лицу, так что я ощутил чужое тепло. И вся горечь, испуг, раздражение, недовольство, любопытство, тревога – все это мгновенно испарилось, оставив по себе одно воспоминание. Пустоту, которую предстояло заново наполнить чем-нибудь приятным.
– Спи, – мягко сказал мистер Эрроу. – Потом тебе будет очень трудно… Надеюсь, ты справишься.
Я уже спал, удивляясь, с какой стати мне будет трудно. А когда проснулся, в каюте стоял портрет Юны-Вэл.
Зря его принесли. Непредусмотрительно. Заглянет кто-нибудь в каюту – и в два счета догадается, отчего после нижних контуров у меня на уме не Джон Сильвер, а его жена.
Выпутавшись из спальника, я сел на постели.
По шторке хлопнули ладонью:
– Джим! Проснулся?
– Почти, – ответил я, соображая: это голос нашего лисовина, но за дверью как будто не Том.
– Выходи, – продолжал он.
Понял, что не так. Не хватает обычного «Джим, друг». Почему я ему больше не друг? Из-за Сильвера, что ли? Одевшись, я выбрался из каюты; лисовин придержал норовистую шторку. Его белые усы были горестно опущены, рыже-черная, с сединой, шерсть на маске топорщилась. В зеленоватых человеческих глазах мне почудилось непонятное горе.
– Что стряслось?
– Беда, – вымолвил он. – При мне и случилась. В медотсеке. Они что-то сделали с мистером Смоллетом.
– Кто сделал?
– Сильвер и Мерри. Заняло тридцать секунд. Включили приборы – раз, два, три – и выключили. А он… Его буквально убили.
Я прижмурился, глубоко вздохнул. Главное – не пороть горячку.
– Что с ним? Конкретно.
Зеленоватые несчастные глаза заморгали. Лисовин с силой потер лоб; шерсть пригладилась было и опять встала дыбом.
– Понимаешь, это уже не мистер Смоллет… не тот, что раньше, – принялся он объяснять. – Тот был капитаном корабля… странный, но все-таки капитан на своем месте. А сейчас – растерянный, пришибленный, взгляд погасший, как пеплом присыпан. Словно после контузии. И оглядывается с таким удивлением… В толк не возьмет, где оказался и как его сюда занесло.
– Том, это не ко мне, – сказал я рассудительно, – а к мистеру Эрроу.
– Ты считаешь? – вскинулся лисовин. – Эрроу набросился на него и вырубил одним ударом. А Сильвер с Мерри докончили начатое.
– Мэй-дэй! Я-то чем могу помочь?
– Ты знаешь, зачем они это сделали?
С языка чуть не сорвалось: «Знаю». Маску я не ношу, Том может по лицу читать свободно. Он и прочел.
– Джим! Говори.
Я помотал головой.
– Ты понимаешь, что это бунт на борту? – настаивал он. – Капитан, по сути, смещен… не может выполнять свои обязанности. Кто командует «Испаньолой» – мистер Эрроу? Рейнборо? Сильвер?
– Понятия не имею. Я спал и не в курсе последних событий.
Том разозлился.
– Ты был с Сильвером на чертовых контурах. Что он за человек? Что ему надо?
Проклятье. Как отвечать на такие вопросы?
– На контурах я сочинял себе сны и про Сильвера ничего нового не знаю. Но вряд ли он стремится сместить капитана. Вот ей-богу, в это я не верю, – сказал я с чувством. И задумался.
С Юны-Вэл станется воплотить отчаянную задумку; почему бы ей не забрать командование в свои руки? Может. Только зачем? И первый помощник не был с ней в сговоре. Он послал капитана в отключку, поскольку мистер Смоллет додумался до запретного и раскусил Юну. Затем в медотсеке произошло нечто, чему Том был свидетелем, но мог истолковать неверно. Юна-Вэл любит мистера Смоллета и едва ли сотворила скверное… Кто сказал, что любит? Она – или я сам придумал? А если даже и она, ей ничто не мешало солгать.