Зеркало души

Олдман Рэй

– Позвольте узнать ваше имя, сэр.

– Кит. – Я мотнул головой, выветривая остатки тумана. Жаль, что это состояние такое кратковременное. – Собер.

– Какая необычная фамилия. Я точно ее запомню.

– Ты один заменил целый оркестр, Рэй.

Он удивился:

– Рэй Моринг, если быть точнее. Мы знакомы?

– Нет. Спасибо, что привнес в мой вечер эту самую капельку радости.

Кровь прилила к щекам Рэя. Он отвел глаза к клавишам, пальцем погладил одну белую, и чуть ли не шепотом произнес:

– Вы спасли меня. Перед выходом на сцену, я думал, а правда ли люди нуждаются в песнях и музыке такого

дилетанта как я? В такие времена, когда царит страх и нищета, разве хочется танцевать? Глядя на то, как люди изо дня в день приходят сюда чтобы напиться и забыться, я действительно начал в это верить. Мне всего шестнадцать, разве я могу уже определиться с тем, чему хочу посвятить всю свою жизнь? Мне безумно нравится, то, что я делаю. Но, не переоценил ли я себя? Всем ли я в этой жизни перезанимался, прежде чем обрести себя? Никто не воспринимает меня всерьез, говорят, что этим на жизнь не заработать. Вот я и пообещал себе: если и сегодня никто не повернется ко мне, то я играю последний раз. Забываю о всех своих мечтах и надеждах, спускаюсь с небес на землю и ищу чем прокормиться. Но я никак не ожидал, что ко мне аж подсядут, чтобы насладиться моей игрой. Что это, как не судьба?

– Мысль сдаться приходит за шаг до успеха. Ты просто выбрал не то место, здесь никто никогда не сможет оценить по достоинству твое творчество. Такие уж люди, не осуждай их. Но, знаешь, не думаю, что они приходят сюда ради стакана. Пусть и не разбираясь в музыке, они все равно прикасаются к ней. Здесь. Воспоминают двадцатые, когда все было лучше некуда. В это время ты возвращаешь им надежду на лучшее. Не отнимай ее.

Я сам поигрывал на гитаре. Брал уроки у одного гитариста, выступавшего в немногочисленном и никому неизвестном за пределами Нового Орлеана джаз-бэнде. Но как он играл… Никто не знал об этом моем увлечении. Признаться, только это занятие вызывало во мне всплеск эмоций, и я в серьез задумывался о том, что пора сменить род деятельности.

– Я буду хранить эти слова в сердце. И вас, и этот день! – вспыхнул Рэй. – И во всех этих толпах, я надеюсь, вы будете стоять в первых рядах. Я всегда буду искать вас взглядом.

– Не стоит. Я буду стоять на сцене.

Он рассмеялся.

– Зря ты так. Не знаю, как и при каких обстоятельствах, но я обязательно выступлю с тобой на одной сцене. Обещаю.

– Ловлю на слове! С нетерпением буду ждать этого дня, неважно сколько времени это займет.

Я украдкой полез в карман, и нащупал там аккуратно сложенную бумажку. Ухватив ее пальцами, уже хотел выложить ее, как меня вернуло к делам насущным:

– Сколько лет Клоди? Чем занимается?

– Семнадцать. Дочь владельца, помогает с контрафактом, без нее «Соната» бы уже загнулась. К чему спрашиваете? – насторожился Рэй, явно пожалевший, что ляпнул не пойми кому такие вещи.

Значит, она не в зоне риска. И о ней переживать не следовало.

– Интересно, каких «дилетантов» ты поставил в авторитет.

– Ближе нее в Чикаго у меня никого, – признался Рэй, – так или иначе начинаешь прислушиваться. Извините, но не покажусь ли я слишком бестактным если спрошу, что с вами приключилось?

– Не нужно формальностей. С некоторыми людьми возникло некоторое недоразумение. Я бы лучше послушал тебя. Играй, пока пианино не развалится под твоими руками.

Без лишних слов Рэй развернулся к инструменту. Он раскрылся,

играл как последний раз. И я должен ему сказать спасибо, ведь Рэй спас меня от возможного алкоголизма. Никогда не знаешь, как на тебя подействует то или иное вещество. Как по мне, воздействие его виртуозного исполнения на мою душу было в разы приятнее. Я вынул аккуратно сложенный доллар, пожалев, что потратился на виски. Разгладил и накрыл стаканом. Рэй следил за моими движениями, и когда я пододвинул всю эту конструкцию к краю, ближе к нему, Рэй снова зарделся и засмущался. Я видел, как легкая, еще неизбалованная успехом гордость проскользнула на его лице, получив признание и первое денежное вознаграждение за свое любимое дело. Пусть и малое.

Наслаждаться музыкой теперь было не так приятно. Я прохлаждаюсь здесь, пока убийца гуляет. А может, сидит здесь же, слушает джаз, попивая виски. Я еще раз осмотрел всех толпившихся у бара. Если бы я что и упустил пока болтал, мне бы на это указали. Работать я пока не могу – не с кем. Да и город этот не мой, за каждый косяк будет отдуваться Дэвид.

Спустя несколько песен, лично сочиненных Рэем, на стуле неожиданно вырос Джереми. От него разило лавандой и сам он выглядел до тошноты счастливым. Я смотрел на него, ожидая толи гнева, толи нытья.

– Так и знал, что найду вас здесь, ведь я назвал «Сонату» первой, – весело затрещал Джереми. – Рад видеть, что вы хорошо проводите время. Я вас в стеклянной двери заметил.

– Будешь моими глазами на затылке. И прошу, прояви уважение. Сиди молча.

Джереми с неподдельным интересом разглядывал Рэя. По глазам видел, его тоже заворожила его игра.

– Он реальный? – спросил я Джереми.

– Самому не верится, – шепотом ответил он.

Джереми уселся вполоборота, положив на спинку стула руку, и на нее – голову. Время от времени оценивая обстановку, проходя глазами по каждому человеку, он все равно витал в облаках с выражением тупого блаженства. Пусть день не задался, но заканчивался отлично.

А вот кого Джереми не заметил – стоящего в углу, в темноте, попыхивающего сигарой знакомого мафиозо, в задумчивой грусти смотрящего на подпрыгивающее пианино под руками Рэя. Я уловил его взгляд спиной, но не стал устраивать сцен. Он не собирался вредить нам.

IV

В одиннадцать часов ночи, вернувшись в номер, я сразу же плюхнулся лицом в подушку. Сердце трепыхалось, душа металась в груди. Такой эффект на меня оказывала музыка. Но джаз Рэя нехило потрепал меня. Мучаясь несколько минут, обуреваемый чем-то средним между истерикой и праведным гневом, непонятным, не свойственным мне чувством, я перевернулся на спину.

Освещение изменилось. Номер будто наполнился мутной грязной зеленой водой. По обшарпанным стенам стекала непонятная черная масса. Я спустил ноги с кровати и услышал хруст. Весь пол был усеян кусочками стекла. Будто звездное небо под ногами.

В окне на меня смотрела черная бездна. Сунул туда пальцы по вторую фалангу, и они сразу же скрылись в этом «нечто». За пределами этой комнаты не было попросту ничего, но вот насчет никого я не уверен. Стоило мне вытащить пальцы, по черной поверхности прошла рябь и из черноты выкатилось белая голова три четверти которой занимали глаза, прикрытые веками.