Зеркало души

Олдман Рэй

– Думаете там может быть логово убийцы? – спросил Джереми, оглядываясь по сторонам.

– Расчленял и издевался над трупами он без спешки.

Может, удастся найти хотя бы орудие или хорошо спрятанные фрагменты тел жертв, если он, конечно, от них еще не избавился. Джереми попросил меня подождать, а сам рванул к машине. Нырнул на заднее сидение, открыл мой портфель, достал папку, вынул из нее что-то. Спустя секунд двадцать он уже появился рядом с двумя скрепками в руках. Я прислонился к двери, приготовившись наблюдать за его последующими действиями.

Тонкими

пальцами Джереми ловко разогнул скрепки до почти идеально прямых проволок. Согнул их под прямым углом, засунул одну в скважину, уткнул ее куда-то вбок. Второй, будто искал что-то внутри, начал расшатывал механизм. Через мгновение дужка выскочила и замок упал на землю. Дверь приотворилась под моим плечом.

Вся жара, копившаяся между стен днями, а может и неделями, мигом обожгла лицо. Кислород, казалось, полностью сгорел в этой бане, поглотился парами бензина и едкого спирта.

– Я бы прострелил.

Шагнув внутрь, я туфлями выбил облачка сероватой пыли. Частички ее осели на черную блестящую кожу, что мне показалось мало приятным.

– Буду иметь в виду в следующий раз, – откликнулся Джереми, вешая замок на ручку. Насторожился. – Это же не является проникновением в частную собственность?

– Жди меня в машине, – приказал я, сняв пальто и передав его Джереми. Неимоверно душно было внутри.

– Что? Но…

Я закрыл дверь перед его носом. Со мной бесполезно спорить, разве еще не дошло?

Руками сорвал три доски с окна и встретился с укоризненным взглядом Джереми сквозь мутное стекло.

На первом этаже осветился ржавый подъемник, весь измазанный темными маслеными пятнами, дверь, ведущая в соседнее помещение и лестница на второй этаж.

Я решил подняться по лестнице, и потом уже обследовать то, что находится за дверью, источающей невыносимый запах клея и алкоголя. Хоть и гадать не надо было, чтобы я там обнаружил. Правда, запах мог быть только отвлечением.

Второй этаж представлял из себя маленькую узенькую комнатушку с двумя занавешенными окнами. Освещена она была достаточно чтобы разглядеть двадцать или больше коричневых плетенных мешков и сорок герметично закрытых пятилитровых стеклянных бутылок с виноградным суслом. Я надавил на один мешок, надеясь почувствовать окоченевшую плоть и увидеть расплывающееся багровое пятно, но пальцы нащупали лишь обычные зерна. Теперь в воздухе вместе с ягодным запахом витал и хлебный.

До моих ушей долетел шорох входных дверей, а затем тихая поступь на первом этаже. Но спустившись, я никого не увидел. Не почувствовал.

Соседнее здание отводилось для самогонных аппаратов и дубовых бочек с уже готовой продукцией. Здесь был настоящий завод по производству виски и вина, стояла куча металлических бадей и воронок, пухлых стеклянных еще пустых бутылок.

Ты, видимо, ошиблась.

Все вокруг как-то потеряло свои очертания, будто мои глаза запотели от химозных паров. Да и я уже достаточно надышался этой бурдой.

Я ни разу не пил. Не знаю каков на вкус виски, вино, бурбон и тому подобное. Не понимаю, как людей тянет

пить вонючую спиртягу. Нет ничего важнее кристально чистого разума и ничем не разлагаемой личности. Я всегда выбирал себя таким, какой был рожден, за что мне и не было места в обществе. А как будто я хотел в нем быть.

Я видел, как люди убивали себя этим пойлом, как убивали других из-за пустяков под его влиянием. Видел, как загорались алым пламенем и закатывались их глаза, как начинала зловонить душа. Большинство ветеранов, тех, кого не раз прикрывали мои пули, как вернулись домой приложились к бутылке, моментально состарились и уже сгнили в могиле.

Война – это всегда холодный ужас и страх, который никак не забыть. В любом случае ты вернешься далеко не прежним человеком. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты дальше жить с тем, что видел, делал и испытывал. Многие не находят сил примириться и справиться с новым «собой». Я ничего доброго не испытывал, глядя на вспоротые животы, оторванные конечности и кровь, смешанную с грязью и кусками органов. На обезображенные тела. Запах свежей, сладковатой крови, смешанный с порохом, с нотками редкой, едва уцелевшей зелени… он заставлял меня вдыхать его чаще и глубже. Сводил с ума с каждым вдохом.

Я не успел развернуться на выход, как яркая и внезапная вспышка света ослепила меня. Голова откинулась назад и в бок от удара холодного металлического вытянутого предмета. Не издал ни звука, гримаса боли не прошла волной по лицу. Я не почувствовал боли.

По мою душу пришел типичный представитель мафиозо, но вместо «томпсона», в руке он держал прямую серебряную трубу. Я рефлекторно потянулся в карман за револьвером, но вспомнил, что передал пальто Джереми.

– Жаль, что так рано уходите, – оскалился мафиозо, молодой итальянец, лет двадцати пяти. Он высоко поднял трубу, целясь нанести еще удар, более точный, прямо по макушке. Швы его дорого костюма в темно-фиолетовую полоску угрожающе заскрипели под напряженными мышцами.

Но получше вглядевшись в свою добычу, весь его запал поутих. Мафиозо вдруг слегка отклонился, раздумывая или припоминая что-то. Труба застыла в воздухе.

– Если мне суждено сдохнуть здесь, так давай. – Я застыл на месте. Тело просто отказалось двигаться. Почему именно сейчас? – Быстрее.

На миг выражение его лица изменилось, и отнюдь не от моих слов. Черные брови подпрыгнули на желтой коже, уголок губ пополз вверх, глаза скользнули в бок. Из-за спины мафиозо выплыл Джереми, держа того на мушке моего револьвера. Полиция Чикаго, мать его.

Джереми медленно переставлял ноги, продвигаясь ко мне, а мафиози стоял на месте, двигая только глазами, нацеленными на Джереми. Мой револьвер, плотно зажатый нисколько не трясущимися руками плавно рассекал воздух, не сводя дуло с намеченной жертвы. Вместо улыбки на лице офицера Харли читалась одна только решимость вышибить ему мозги, если он меня тронет.

Джереми закрыл меня своим телом. Моя жизнь оказалась ему важней своей.

– Разожми ладонь, – скомандовал Джереми, повзрослевшим на двадцать лет голосом.