Зерна огня, или Свидетель деяния
Шрифт:
Серж поднялся на ноги, сделал шаг к бургомистру. Подумал: недолго же продержались монастырские привычки. Вот я и вспомнил, как ненавидеть… и каково – ненавидя, не иметь права на удар…
– Не так. – Бургомистр подал коня чуток назад, указал кончиком хлыста: – Сюда стань. Чтоб дружку твоему как следует видно было.
Саламандра ткнулась мордочкой Анже в щеку – и нырнула на привычное место, хозяину за пазуху. Как ты это сделал, рвался на язык вопрос, но Серж молчал. Успеет еще спросить. Если повезет поговорить без чужих ушей.
– Великолепно. – Бургомистр ничуть не удивился. – Там пусть
Анже пришлось поднимать. Под взглядом бургомистра солдаты храбрились. Среди них даже нашелся отчаянный, что вызвался всю дорогу до моста придерживать парня за локоть. Впрочем, постепенно ноги Анже перестали заплетаться. Да и идти, по счастью, под горку. Улица сбегала к реке, у Каменного Рога почти спокойной, и Серж воочию увидел мост, о котором столько слышал. Могучие каменные устои, хлипкие жердяные перильца, дощатый настил. Сторожку. Темную доску на стене, исчерканную в три ряда меловыми палочками: тот самый счет. Серж тянул голову, но отсюда не разглядеть, не сосчитать. Покосился на Анже. У парня глаза были мутные, так и норовили разъехаться вкось: крепко о камни приложился. Но видно: соображает. Глядит на мост, губу прикусив.
Сержант ощупал взглядом арестантов, как повар – подросших для супа цыплят. Ухмыльнулся злорадно. Был охранник, поморщился Серж, стал – личный враг. Такие дела быстро делаются. Веселенькая ждет их дорога до столицы. Если ждет, конечно.
Советник отошел к смотрителю моста, о чем-то спросил. Вернулся, сообщил:
– Первый.
Жано пригладил реденькие рыжие усы. Ткнул толстым пальцем в Анже, впрочем, не приближаясь слишком близко:
– Пошел!
Анже вздрогнул.
– Давай-давай, – прикрикнул сержант. – Иди сам, сопля, пока подгонять не начали!
Вокруг захохотали.
Серж дернулся вперед, ощутил на плечах цепкую солдатскую хватку.
– Не торопись, – в самое ухо рыкнул Жано, – не то всю дорогу торопить стану, пешедралом за конем побежишь, прыткий.
Анже ступил на мост, как на тонкий лед весной.
– Ща обделается, – отозвались из толпы зевак – и когда собраться успели, стервятники?!
– Коленки небось дрожат, а?
Серж стиснул кулаки – так, что ногти впились в ладони. Ну не насмерть же, не может такого быть, чтоб насмерть, бургомистру мы нужны живыми… А нужны ли? Может, Капитул только и хотел, что рты свидетелям заткнуть?
Да если и так, не будут же светлые отцы трезвонить об этом на весь Полуостров! Оно им надо?! Нет, просто бургомистр лишний раз показывает горожанам свою заботу об их драгоценном здоровье. На то и чужаки Каменному Рогу. Не в первый раз.
Анже оглянулся, нашел глазами друга. Уголок рта дернулся – словно улыбнуться хотел, да не вышло. Повернулся и пошел вперед: быстро, но не слишком, уверенно – и откуда силы взялись?! – припечатывая босыми пятками деревянный настил моста, который далеко от этих мест знали по имени: Злой.
Он упал, немного не дойдя до середины. Со стороны казалось – просто споткнулся. Попытался извернуться, и упал не на лицо – на бок. На вывернутую за спину руку.
Попытался встать, снова упал. Толпа выла, ревела, свистела и улюлюкала.
Сержант ухмыльнулся в рыжие усы,
– Вперед. Да не забудьте прихватить поганца. – Оглядел поникших вояк и ткнул пальцем: – Рич, Нико, с вас спрошу.
Десяток мнящих себя бравыми солдатами горожан промаршировал по мосту, двое названных осторожно подхватили под руки Анже – и вот тут парень заорал. Рука, похолодел Серж, руку сломал. Но тут же отлегло от сердца: хоть живой. Могло быть хуже… Сквозь буйный гогот веселящейся толпы он едва услышал, как сержант и советник обменялись прощальными словами.
Жано ткнул Сержа в плечо:
– Пошел!
– Хоть бы руки развязал, – возмутился арестант.
– На четвереньках ползти собрался? – Жано счастливо оскалился. – А что, давай! Ради такого представления – развяжу.
Серж плюнул рыжему сержанту под ноги и пошел вперед.
– А вот это я тебе припомню, – долетело в спину.
– Кто бы сомневался, – не оборачиваясь, бросил Серж. – Много силы не надо – связанного лупить. Справишься.
По уму бы смолчать; но, молчи не молчи, все равно трепки не миновать: сержанту ведь надо как-то выбраться из той лужи, в которой сидит после конфуза с саламандрой. Анже он теперь трогать побоится, ну что ж, и то хлеб.
Сержу повезло: он упал легко. Ссадил колени и локоть, только и всего. Мост получил свою жертву, следующие десять человек пройдут спокойно. А потом… Мелькнуло у Сержа опасение, что придется ему еще пару раз перейти с берега на берег, но, видно, бургомистр велел не терять времени. На берегу ушибленному, но бодрому арестанту развязали руки, сунули досочку и тряпку, подтолкнули к Анже:
– Перевяжи.
Парень так и лежал, где бросили. Веревку на его руках разрезали, но трогать побоялись, и сломанная правая осталась за спиной, неестественно вывернутая. Левая безвольно упала – что ж, если мальчишка без чувств, оно и к лучшему.
Саламандра топталась рядом, то и дело тычась мордочкой Анже в лицо. Сейчас она переливалась тускло-лиловым и показалась Сержу растерянной.
– Хоть посадить его помогите, – попросил Серж. Чуть было не добавил «не тряситесь, не тронет» – но вовремя прикусил язык. Пусть трясутся. Им полезно.
Жаль, вещи пропали. Кто, интересно, к рукам прибрал: кузнец, стража? А было ведь снадобье подходящее. Под злым взглядом десятника и опасливыми – его солдат Серж подтащил друга к дереву, – саламандра потрусила следом, оставляя в траве опаленные треугольнички следов, – прислонил спиной к стволу. Выправил, как сумел, руку, примотал сначала к досочке, а после вместе с досочкой к телу привязал – крепко, чтоб не дернулось. Потряс парня за плечи:
– Анже…
Руки окатило волной тепла: саламандра юркнула на привычное место.
– Анже, очнись.
– Водой окатить, – предложил кто-то за спиной.
– Ну да, – возразил другой, – а ну как жахнет?
– Так, заткнулись все, – подал голос Жано. – Сам очухается, не цаца кисельная. Рич, дуй за конями. Да построже там, пусть лучших отберут, заседлают и сюда пригнать помогут. А ты, прыткий, поди-ка сюда.
Серж поднялся на ноги, обернулся. На широком лице Жано играла злорадная ухмылка. Пришла, значит, пора расплаты? Будем уважение подчиненных зарабатывать? И ведь знает, что не убегу.