Зерна огня, или Свидетель деяния
Шрифт:
Здешний лес по большей части состоял из грабов и густого можжевельника. Под копыта коней раскормленными змеями лезли корявые, узловатые корни; ехать приходилось осторожно, шагом. То и дело к тропе подступал шиповник, и Мариана на ходу рвала недозрелые ягоды. Иногда отставала, увлекаясь. Поэтому, когда Барти остановил Храпа, решила, что ждет ее; и, чего доброго, начнет пенять за промедление.
Но оказалось, что рыцарь задумчиво разглядывает лежащий на развилке, в шаге от начала левой тропки, валун. Точнее, знак, выведенный желтой охрой на его
– Хода нет, – перевел Барти, увидев рядом Мариану. Объяснил: – Здесь поблизости начинается гномий путь сквозь горы, и я, по чести сказать, изрядно на него надеялся. Обычно гномы не возражают, когда королевские гонцы спрямляют путь по Подземелью.
– Но это, – Мариана мотнула подбородком в сторону валуна, – прямой запрет идти дальше, разве нет?
– Да, конечно. И все-таки, я думаю, имеет смысл попросить…
– Зачем?! Глупо лезть, Барти! Без причины такой знак не выставят. В конце концов, это их право – не пускать в Подземелье людей. Поехали дальше, не будем терять времени.
– Мариана, мы можем выиграть четыре дня, а то и пять. Одной просьбой! Твоя гордость неуместна.
– Это не гордость, – почти прошипела девушка. – Не будьте ослом, благородный сэр. Если вам пошли навстречу раз, или два, или даже десять, не начинайте требовать силой того, что всегда получали по доброй воле.
– Что это, если не гордость? – нахмурился Барти.
– Уважение, – отрезала Мариана. – Просто уважение к соседу. Тебе понравится, если в твой дом начнут вламываться без приглашения? Пусть даже те, кого раньше ты рад был видеть у себя?
Голос девушки подозрительно дрогнул, и Барти остерегся спорить дальше. Просто тронул Храпа коленями и медленно двинулся к гномьему знаку.
– Хотя бы с коня сойди, – бросила вслед Мариана.
– Вот тут ты, пожалуй, права. – Рыцарь спешился.
Мариана перехватила повод гнедого, сердито сказала:
– Безо всякого «пожалуй», Барти! И не только тут.
Но у самой мелькнула нечаянная мысль: а вдруг? Тогда они и впрямь выгадают драгоценное время; да и от подстерегающих в горах опасностей подземная тропа убережет.
И тут земля под сапогами рыцаря беззвучно вздыбилась, пошла волной, разлетелась фонтаном. Дробно простучали по ближним деревьям мелкие галечки. Шарахнулась в испуге Пенка; Мариане попал в глаза песок, девушка с трудом удержала кобылу; а когда проморгалась, увидела: Барти встал с земли в шаге от нее, ощупал свежую ссадину на лбу, отряхнулся…
Поморщился:
– Ну что ж, ты была права. Едем поверху. Чуть дальше, как я помню, есть удобная полянка для ночлега.
Мариана сдержала ядовитое замечание, что так и рвалось на язык. К чему? Да, она оказалась права, но ведь Барти хотел как лучше; а что не вышло – так не его в том вина.
Эта ночь стала первой, что они провели под открытым небом. По счастью, погода стояла теплая и сухая, а в сумке рыцаря ждали своего часа припасенные
– Дежурить не обязательно, – сказал Барти, расседлав и стреножив коней. – Здесь еще можно полагаться на амулеты.
– Не очень я доверяю всем этим чародейным штучкам, – буркнула девушка.
– Тогда доверься мне, – усмехнулся Барти. – Не первый год по Таргале мотаюсь. Вот завтра, Мариана, придется нам делить ночь на вахты. Кстати, ручей там, – он махнул рукой в сторону зарослей орешника. – Котелок найдешь?
Пока девушка бегала к ручью, рыцарь обошел поляну кругом, выкладывая охранительный круг. Повязал отпугивающий всякое зверье амулет на низкую ветку дерева, под которым свалили вещи и сбрую. Такими же, но послабее, только от хищников, перевязал по пряди в гривах Пенки и Храпа. В светлой гриве кобылы белый шнурок затерялся, лишь подмигивали в свете костра крошечные гранаты на его концах. Предложить, что ль, и твоей хозяйке такой же, подумал Барти. А то думай тут, то ли девчонка выкупаться решила, то ли ее уже медведь задрал.
Но Мариана скоро вернулась, и впрямь посвежевшая, довольная. Пристроила над огнем котелок, сыпанула в воду пригоршню шиповника.
Путники устроились поодаль от костра, так, чтобы окружающие их сумерки не казались непроглядным мраком. Мариана нарезала хлеб, Барти пластал мясо. Вечер стремительно перетекал в ночь, но еще быстрей наваливалась усталость.
– А в империи ты тоже бывал? – спросила девушка, дожевав свою долю.
– Давно, – ответил Барти.
Мариана подождала немного, однако продолжать Барти не стал. Похоже, рыцарь не настроен вспоминать ту поездку… интересно, почему?
Девушка хотела спросить; но вдруг зевнула, смутилась, прикрыла рот ладошкой и сказала:
– Будем спать, раз так. Надеюсь, сэр Барти, вы правы насчет охраны.
– Не тревожься, Мариана. – Рыцарь подкинул в костер толстый сук, встал. Развернул торок, протянул девушке одеяло. – Возьми, ночи здесь холодные.
– А ты?
– Сравни свой плащ и мой. Между нами, Мариана, ты не слишком умело собралась в дорогу.
Что было, то и взяла, хотела сказать девушка, и вообще не твое это дело. Но в последний миг удержала злые слова. Расстелила у костра одеяло, укуталась в свой неподходящий для дороги плащ и закрыла глаза.
Уже засыпая, она подтянула ноги к животу, свернулась в клубочек. Барти покачал головой: замерзнет ночью. Тихо подошел, укрыл девицу поверх ее плаща своим, толстым. Сел у костра. Подкинул в огонь несколько веток. И подумал вдруг: за что мне все это? Не за то ли, что в последние годы начал ценить привычные легкие пути, отвык искать приключений? Что, залечив раны, стал подергиваться жирком спокойной жизни?
Что ж, если так – поделом ему. Путешествие с Марианой в Ич-Тойвин обещало что угодно, кроме спокойной жизни. Но, Свет Господень, разве пристало рыцарю на расцвете жизни мечтать о покое?!