Zевс
Шрифт:
Почему Тольятти?.. Из детства Кириллу запомнилось – из жизни соседей, родственников, – что за машинами ездили в Тольятти, и хотя – если смотреть по карте сейчас – дорога небольшая, тогда это звучало как долгое-долгое путешествие с опасностями и чуть ли не соловьями-разбойниками по кустам… (Да так ведь и было). Может, поэтому… А больше Кирилла интриговало, откуда в его сон влез человек, о котором ничего не слышно несколько лет.
И он, заинтригованный, а скорее, тяжело пришибленный этим впечатлением, расспросил тогда Михалыча. Михалыч толковал сны. (Особо мнительным коллегам он вообще гадал, за умеренную плату – на костях мелких жертв своей охоты, типа
И Михалыч сказал: это к долгой дороге.
XI
– А помнишь, как все начиналось…
Начиналась, видимо, команда КВН; начиналось, видимо, с пивных посиделок на ссаном матрасе, в траве, усыпанной бутылочным стеклом, как морское дно в каком-нибудь мультфильме про сокровища. Начиналось «под хвостом». Гигантский плавник «Ту-144» действительно впечатлял – именно потеки ржавчины на нем, общая какая-то чумазость усталого металла, – все это придавало истинное величие. Низвергнутое божество. Развенчанный титан. Именно грязь, тлен салона, истертость синей повязки по иллюминаторам (и что-то почтовое в этом) убеждали, что эта машина летала и прошла действительно великий путь.
Холеный «Конкорд», по плоскостям которого, тщательно отшлифованным, стекало солнце, не убеждал ни в чем.
Он стоял не вплотную к дороге, в стороне, хоть и на каком-то пригорке вместо постамента – и, может быть, поэтому… Кирилл, конечно, видел сравнительные схемы тысячу раз. Пассажирских сверхзвуковых лайнеров было в истории всего два, одна эпоха и одни технологии диктовали схожесть всех решений (не говоря уже о том, что друг за другом создатели ревностно следили) – потому и выглядели «Ту-144» и «Конкорд» как братья, ну, может, не близнецы, погодки… Легкое расхождение контуров. К тому же французский планер был – к первобытной, а потому и скрываемой гордости «туполевцев» – чуть меньше, совсем чуть-чуть. Здесь же он – взлелеянный, прокрашенный – казался и вовсе игрушкой в сравнении с братом. «Конкорд» гордо выставлен французами средь сложносочиненных дорожных развилок – на выезде из аэропорта «Шарль де Голль», или, как обозначалось на всех указателях (и даже в устной речи отца нации уже ленились поминать), – просто CDG.
…Они ехали из CDG в Париж.
Литовченко любезно нанял для них минивен, водитель которого встречал московский рейс с картонкой – на ней название команды было написано латиницей, с трогательными ошибками: в эскорт-сервисе явно записали на слух.
– А помнишь, как все начиналось…
Кирилл, действительно, смотрел в окно с другой стороны – на какие-то безжизненные клочки полей, умещавшиеся меж дорогами, поэтому пропустил бы «Конкорд», если б Леха не пихнул его локтем в бок. Кирилл был благодарен. Он мог так никогда и не увидеть самолет, о котором столько заочно знал.
Леша, правда, тоже решил блеснуть знаниями, и неудачно. Он принялся рассказывать остальным в машине, что «Конкорды» летали до недавнего времени – «из Парижа в Лондон».
– С чего ты взял? – захохотал Кирилл.
– На лекциях же говорили!
– Нам говорили, что он летал из Парижа и Лондона, так как это машина французско-британского производства, и ее почти не экспортировали. Но не из Парижа в Лондон же! Тут же близко. Сверхзвуковые самолеты нужны для больших перелетов, через океан, чтоб ты знал. Это нам тоже на лекциях говорили.
И он, довольный, что уел, откинулся на сиденье, провожая самолет в зеркале заднего вида – уже как союзника. Вот тоже – судьба.
Больше Кирилл не оглядывался.
Водитель минивена поддал газку: началась обычная автострада, над которой, впрочем, часто пролетали идущие на посадку самолеты (можно сказать, зависали, из-за искажения, создаваемого гнутым лобовым стеклом, и тяжеловесный «Боинг» плавно – будто шлепнулся плашмя, как на сковородку). Трасса как трасса. Машины как машины – в Москве давно все точно такие же. Даже природа такая же – подмосковная, чахленькая, никакая… Оставалось ждать выросшей впереди Эйфелевой башни, или какие там особые приметы выбросит навстречу Париж.
Кирилл никогда не видел Эйфелевой башни, но она успела надоесть и на миллионах снимков разных эпох, на которых она причудливо меняла не только оттенки (может, ее перекрашивали), но и будто пропорции. Как будто в суровые времена вытягивалась вверх и в серо-зеленых тонах смотрелась вполне «милитари», а в сытые – жирела и ржавела. Как Жерар Депардье.
Кирилл не хотел видеть башню, хоть Яна и наказывала со смехом: «Без фоток на фоне не возвращайся!», – и вообще не хотел поначалу ехать. Решился далеко не сразу. Лето менялось на осень, незаметно начинала осыпаться листва, и дворники мыли золото в лужах. Леха прибегал с горящими глазами: «Ты что, все решено, билеты, гостиницы, гонорар!..» Но как? Оставить беременную Яну, одну?! …Как ни странно, именно Яна горячо уговорила его ехать. «Это же ненадолго! Францию посмотришь!» – говорила она весело. Они чаевничали в кухне ранними утрами. Яна с приходом осени как-то, наоборот, прибодрилась и теперь, кажется, вообще не сидела на месте – все время на бегу. Схватит яблоко со стола, на прощание – чмок. Она даже стала как будто немного лихачить за рулем, что Кирилла тревожило…
– И вообще, правильно, что я оттуда увольняюсь, – говорил ей Кирилл, убеждал, хотя убеждал больше себя. И вообще, если уж на то пошло, он пока не увольнялся. Пока оформил административный.
Он еще долго разглагольствовал, что время сейчас такое. Что «стабильность» – особенно важная, когда в семье появится маленький, и вообще, – так вот, эта «стабильность» теперь совсем не та, как представляют ее себе их родители. Не постоянное место работы, мол, хоть и без особых барышей, но с трудовой, больничными и т. д. и т. п. Нет. Это не спасение. Спасение – проворно прыгать по обломкам, как при кораблекрушении.
Яна и не спорила.
Видя это, Кирилл принимался убеждать еще более горячо.
Вообще, он удивлялся этой ее готовности поддержать его в любом решении: давно ли она была против увольнения, говорила про призвание, науку… и технику… А теперь она говорила: да, конечно, съезди, развейся, поиграй в КВН, посмотри Париж… Интересно, а если он уйдет в секту или в запой, она тоже скажет: да, молодец?.. (Ему хотелось верить, что это не означает, будто для Яны не так важно: работает он в «Туполеве» или играет в КВН. Пусть, мол, развлекается, как хочет. Это значило бы, что всю ответственность за семью Яна видит только на себе.) Кирилл принимался убеждать еще более горячо: сам-то он не был уверен в верности решений. Его самого потряхивало от страха перед неизвестностью.