Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— Вы его там чуть не убили! — ахнула Юля.
— Дык нет, чё ему — выпил и даже похвалил, — рассмеялась Олива.
— Да, он вежливый, особенно по отношению к мелким, — прокомментировала Аня, — А вот Салта, наверное, пригласил на беседу в «Пятиборец» потом.
Все пятеро спустились в метро.
— А Салт, между прочим, на Гарика Харламова похож, — заметила Юля, кивнув на плакат, где были изображены рожи из «Камеди Клаб».
— Точно-точно! Вылитый Гарик Харламов! — подхватила Аня, — А Майкл — Мартиросян…
— Уа-ха-ха-ха-ха! —
— Не, её реально прёт, — сказала Аня.
И это тоже рассмешило Оливу. У неё даже слёзы выступили на глазах от смеха. Она так заразительно смеялась, что через минуту все пятеро уже ржали хором. Люди недоуменно оглядывались на весёлую компанию, на их заливистый смех, но ребята продолжали ржать до упаду сами не зная чему.
— Слушайте, дайте мне кто-нибудь в бубен! — попросила Олива, еле сдерживая смех.
— Щас дядечка мент тебе в бубен даст, — сказала Аня на полном серьёзе.
— Ой, правда, ребята, чтой-то я не к добру расходилась… — вздохнула Олива, еле отойдя от хохота, — Давно я так не смеялась. Даже как-то нехорошо вдруг стало…
Поздно вечером Майкл улетел в Питер. Проводив его, Олива и Салтыков вернулись в свою гостиницу. Им оставалась последняя ночь вдвоём — завтра утром Салтыков уезжал в Архангельск. Все выходные они кружились с Майклом, Аней, Юлей — им даже некогда было побыть наедине. А сейчас, оставшись, наконец, одни, оба почувствовали какую-то тоскливую пустоту.
— Ну, вот и всё, — вздохнула Олива, — Завтра ты уедешь, и всё пойдёт по-прежнему…
— Да с чего, мелкий, — отмахнулся Салтыков, — Всё же хорошо, мы весело провели время…
— Да, весело… Но мне от этого теперь ещё грустней…
Олива приподнялась на локте и долгим взглядом посмотрела Салтыкову в лицо. Он казался ей красивым как никогда — у него были довольно правильные черты, большие зелёные «блядские» глаза, чуть заметная лукавая улыбка… Олива нежно перебирала пальцами его светлые волосы.
— Солнышко моё, блондинчик… — умилённо шептала она.
Она целовала его в губы, склонившись над ним — он вяло отвечал на её поцелуи. Салтыкову хотелось спать. Олива, не отрываясь, смотрела ему в глаза — он не выдержал и отвёл взгляд в сторону.
— Мелкий, ты что трёшься об меня? Хочется? — спросил её Салтыков посреди ночи.
— Да… я хочу тебя…
— Бедненькая, все трусики мокренькие… Но нельзя, мелкий — у нас больше нет презервативов…
— Зачем презервативы? Какая глупость…
— Но как же, мелкий — а вдруг ты забеременеешь?
— А может быть, я хочу забеременеть…
— Нет, мелкий, нам пока рано заводить детей… Надо подождать…
Наутро Олива провожала Салтыкова на перроне. У поезда она не выдержала и кинулась ему
— Ну всё, всё, — Салтыков тихонько расцепил её руки, — Иди домой, мелкий. Не стой тут.
— Но ведь до отправления поезда ещё двадцать минут…
— Двадцать минут ничего не спасут. Всё, всё, мелкий. Иди.
Салтыков быстро поцеловал Оливу в губы и, перекинув дорожную сумку через плечо, вошёл в вагон. Олива круто повернулась и, украдкой вытирая слёзы, уныло побрела вдоль по перрону…
Нет, он явно охладел ко мне, думала Олива по дороге домой. Летом же совсем другой был, а тут как подменили. В глаза не смотрит. Ведёт себя как-то вяло и прохладно. Вот и теперь даже не попрощался толком.
Что же произошло? Ведь всё же было нормально?..
Странно всё это.
Ужасно странно.
Гл. 25. Полиэтилена
— Оооо, Ленка! О… о…
В квартире № 91 в панельном доме на Вологодской улице был беспорядок. В коридоре стояли какие-то старые коробки, велосипед, несколько пар обуви валялось кучей на полу. Дверь в комнату, откуда раздавались эти стоны, сдерживаемое учащённое дыхание и скрип старого продавленного дивана, была приоткрыта.
В комнате, где происходило чьё-то бурное совокупление, тоже был беспорядок. Одежда, очевидно снятая наспех, была кинута ворохом на стулья; на полу стояла тарелка с недоеденной пиццей. Простыня на диване, где трахались двое, сбилась на сторону, подушка упала на пол. Дешёвые обои на стене бежево тлели незатейливым рисунком в цветочек. Такие же дешёвые тюлевые занавески покрывали немытое с осени окно и чахлую герань на подоконнике.
— Ооооо! Оооо…
Парень, сидевший сверху на девушке, с наслаждением кончил. Когда утихли последние конвульсии страсти, он перекатился на спину, не спеша закурил.
— Ммммм, — девушка поцеловала-укусила его в шею, надавливая зубами сонную артерию, как вампир. Парень чуть поморщился и тут же, закрыв глаза, блаженно заулыбался.
— Ну задуши меня, задуши…
— Кххх! — девушка играючи сжала его шею рукой.
Парень докурил и снова принялся ласкать тело партнёрши. Обцеловав её грудь, спускаясь постепенно всё ниже и ниже, принялся делать ей куниллингус. Она, изогнувшись как змея и обхватив руками его крепкий торс, принялась страстно целовать его в губы, потом языком несколько раз провела от низа его живота и до груди.
— О, Ленка! Ты опять меня возбудила…
— Ну это ж я, — лукаво произнесла она, и оба, не прекращая целоваться, опять сплелись в интимной и грешной позе.
— Ленка, я тебя обожаю… Только ты смогла меня так завести…
— Мммм, во как! — она перекатилась на живот, блаженно вытягивая ноги.
Салтыков невольно залюбовался парой этих длинных стройных прекрасных ног — у Оливы, конечно же, таких ног и в помине не было. Не надо бы сейчас вспоминать об Оливе, подумал он, и вновь принялся целовать Ленку.