Жара в Архангельске-2
Шрифт:
Салтыков, не просыпаясь, сбросил с себя одеяло. Ему было жарко, и вся футболка у него была мокрая. Олива укутала его одеялом и прильнула лицом к его спине. Острая волна нежности и любви к нему накрыла её с головой.
— Ты такая заботливая, — заметил Кузька, — Что мне даже совестно…
— С чего это тебе совестно?
— Не обращай внимания. Я очень совестливый человек. И теперь я вот смотрю на тебя, на то, как ты его одеялом укутываешь, и меня совесть гложет…
Олива пропустила последнюю реплику Кузьки мимо ушей.
— Я извиняюсь, конечно… Нет ли тут у вас бумажки какой-нибудь? А то в туалете совсем нет туалетной бумаги…
— Стоп, у меня, кажется, где-то листик был, — Кузька встал с дивана и, найдя в кармане своей куртки измятый тетрадный лист, исписанный какими-то формулами, протянул его Хрому.
— И это всё?
— Больше нет, — сказал Кузька, — Но ты там экономнее расходуй-то.
Хром вышел. А Олива и Кузька, лёжа в постели, шёпотом продолжали свои разговоры…
— Знаешь, — сказал ей Кузька под конец, — Я вот могу, пообщавшись с человеком всего лишь одну ночь, составить полное представление о нём…
— Вот как? — отозвалась Олива, — А ты и обо мне можешь всё сказать?
— Да, — ответил Кузька, — Я могу сказать о тебе многое. Но сейчас скажу одно: ты очень доверчивый человек. Тебя запросто можно влюбить в себя, причём как нечего делать. Так что мой тебе совет — будь осторожна. Нельзя быть вот так душа нараспашку. Кто-то может это использовать в своих целях. Короче говоря, смотри не попадись в ловушку.
— Так-то оно так, — вздохнула Олива, — Только сдаётся мне, что я уже попалась…
— Как так?
— Да вот так. Раз попалась, два попалась. От сумы да от тюрьмы, говорят, не зарекаются. Да мне и зарекаться не от чего. Что уж теперь уже…
— Главное, — сказал Кузька, — никогда не жалеть о том, что уже сделано.
— Ну да, — согласилась Олива, — Как говорил один китайский мудрец — Конфуций, кажется: «Я никогда не жалел о том что сделал и всегда жалел о том, что не сделал»… Нет, не так: «Я никогда не жалел о том, что не сделал»… Нет, не так…
Кузька засмеялся.
— Ну короче как-то так…
— Да…
Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.
Гл. 28. Плюшевая крыса
Первым проснулся Кузька и ушёл, пообещав прийти вечером и принести салат «Оливье». Салтыков ушёл вместе с ним за бельём и подушками, коих им катастрофически не хватало, а Олива, закрыв за ними дверь, пошла в комнату к Ане, которая проснулась позже всех. С утра она явно была не в духе.
— И зачем я сюда приехала, — раздражённо бубнила она, — Зачем мне все эти люди, если Димы рядом нет…
— И что ты предлагаешь? — спросила её Олива.
— Я хотела вчера сказать Сане, чтобы он провёл меня к Димочке.
— И?..
— Что «и»? Он сказал, что не знает, всё такое. Постой, он же говорил, до скольки у него сегодня «Дозор»?
— До шести
— Ну! А после шести мы придём к ним домой…
— Это, конечно, было бы не совсем удобно, — замялась Олива, но увидев, что Аня уже собрала губы в капризную гримасу, тут же добавила, — Ладно, короче говоря, сегодня в половине седьмого мы будем у него дома.
— Как бы мне хотелось, чтобы всё было хорошо, — мечтательно произнесла Аня, — Как ты думаешь, он будет рад меня видеть?
У Оливы тоскливо заныло под ложечкой. Эх, едрить твою налево, подумала она.
— Не знаю. Ничего не могу сказать по этому поводу.
Тем временем вернулся Салтыков, и они занялись домашними хлопотами. Олива вымыла полы во всей квартире, затем собралась идти в магазин за продуктами. Аня, чтобы скоротать время, выпросила у Салтыкова ноутбук, чтобы полазить там в интернете, а Салтыков лёг спать.
День до вечера пролетел почти незаметно. Олива сходила в магазин, вымыла голову, затем дала задание Хрому, чтобы принёс майонез и пару луковиц для салата. Хром Вайт принёс луковицы, сыр, ветчину, Паха Мочалыч притаранил шампанского и яблок. Между тем стрелки на часах незаметно подбирались к шести…
Ровно в половине седьмого обледенелый автобус, курсирующий по провинциальным улицам Архангельска, высадил Оливу и Аню напротив магазина «Рим», который находился около дома Негодяевых. Во всех окнах, что на первом, что на втором этаже у них горел свет. Аня проворно заскочила в подъезд и, минуя швейцара, решительно позвонила в дверь.
Дверь не открыли.
Она позвонила ещё раз. Дверь опять не открыли.
В третий раз нажала она на кнопку звонка. Оливе уже стало как-то не по себе от её чрезмерной настырности. Но тут дверь распахнулась. На пороге стоял… нет, не Димка. И даже не Саня. На пороге стоял их папа.
— Здрасьте… — робко поздоровалась Олива, — А… Саша дома?
— Его нет, он уехал в Новодвинск.
— А… Извините… — растерянно пробубнила Олива и хотела было уже сматываться, но Аня тут же взяла бразды в свои руки.
— А Дима дома? — спросила она.
— Дима дома, — усмехнулся папа, — Он сидит наверху, в своей комнате.
— Можно к нему? — решительно спросила Аня, и, не дожидаясь ответа, буквально ворвалась в прихожую. Не успела Олива и глазом моргнуть, как Анина шуба в мгновение ока оказалась висящей на вешалке, а сама Аня, уже раздетая, пулей влетела вверх по лестнице и моментально скрылась на втором этаже.
Не снимая дублёнки и замшевых перчаток, Олива присела на резной диван около лестницы и стала ждать, на случай если Аня вот-вот кубарем полетит вниз по лестнице, чтоб её можно было подстраховать, если вдруг Диме взбредёт в голову наладить её пинком со второго этажа. Но прошло пять, десять минут — Аня пока что с лестницы не летела, да и наверху вроде бы всё было относительно спокойно, и у Оливы отлегло от сердца.