Жарче, чем тропики

Лэнгтон Джоанна

Он был явно не в себе. У нее самой голова шла кругом. Что же им делать, где выход? Мари догадывалась, что, родись девочка, ее никто не задержит здесь. А если родится мальчик? И почему король благосклонно отнесся к ней, когда стало уже поздно?

— Ты сказала… ты сказала, что хочешь и меня, — неуверенно заметил Джамал.

— Это так! — подтвердила она. — Думаешь, мое время истекло, да?

— Насколько сильно ты хочешь меня?

— Ужасно сильно.

— Мне нужен словарь, чтобы не ошибиться, правильно ли я понял тебя.

— Я действительно…

люблю тебя, — выпалила она, широко распахнув измученные глаза.

— Но ты несчастна от этого, и, если твое несчастье затянется надолго, ты преодолеешь это нежеланное чувство, — обреченно решил Джамал.

— На это ты и надеешься? — огорченно спросила Мари.

— Уверен, что надеешься ты…

— Ну раз уж ты всегда так уверенно знаешь, что я хочу, выходит, и ошибиться не можешь?

— Я знаю, что у тебя мало оснований верить в брак. Я также знаю, что ты озабочена своей карьерой. Не могу винить тебя за это. Но на прошлой неделе, когда я уже поверил, что мы счастливы, и у нас появилась надежда на будущее, я был просто потрясен, сообразив, что ты все еще намерена оставить меня…

— Джамал, да ведь это ты оставил меня под впечатлением, что мне предстоит отъезд в конце лета, какие бы чувства мы ни питали друг к другу!

— Это невозможно! Я был с тобой предельно честен, — ответил он.

— Мне казалось, что твой отец согласился только на наш временный брак. А вспомни-ка, кто говорил мне в день свадьбы, что разведется со мной в конце лета и возьмет себе другую жену?

— Это было сказано в ответ на твое обвинение, что я обманным путем заманил тебя сюда. Тогда ты ясно дала понять, что хочешь вернуть себе свободу, и я не сказал ничего, что было бы неправдой, — защищался Джамал. — Я обещал отцу, что…

— Что женишься снова, если наш брак окончится неудачей. Знаешь что, Джамал? Ты женился на мне с крайним пессимизмом, вот тебе в наказание все и пошло вкривь и вкось!

— Вовсе не с пессимизмом. Я не мог даже надеяться, что ты останешься со мной…

— С пессимизмом! — повторила Мари.

— И, естественно, я должен был быть откровенным с моим отцом…

— Вместо того чтобы держать язык за зубами… ты отвратил его от меня, разве не так? И продолжал говорить мне что-то вроде «последний шанс побыть вместе», и упоминал конец лета так часто, что он для меня зафиксировался как дата моего отъезда!

— Разумеется, я должен был подготовиться к твоему отъезду…

— Но я не хотела уезжать! Я хотела остаться, — прошептала она.

— Твоя карьера…

— Да засунь ты мою карьеру в!.. — нетерпеливо воскликнула она.

Тяжело дыша, он пристально смотрел на нее.

— Почему ты был так уверен, что я уеду? — горячо спросила Мари. — Или ты именно этого хотел?

— Я не думал, что смогу предложить тебе достаточно, чтобы ты забыла о своей парижской жизни…

Ее гнев угас. Она не могла усомниться в его искренности. Мари опустила свою пламенно-рыжую голову. У нее в горле встал горький ком. Она пыталась сдержать навернувшиеся

слезы. Если он увидит их, в нем, того и гляди, взыграет самомнение.

— Лучшее, что ты мог предложить мне, это только себя, — взволнованно произнесла Мари. — И этого мне вполне достаточно. Так уж случилось, что я сильно полюбила тебя. Просто не могу вообразить себе жизнь без тебя, и к тому же… Я даже не знаю, нравится тебе это или нет.

— Нравится… Да меня это поражает! — пробормотал он.

Установилось долгое молчание. Она слышала, как Джамал судорожно вздохнул.

— Означает ли это, что ты любишь меня? — осмелилась наконец спросить Мари.

— Я всегда любил тебя! — с жаром ответил он. — Ты сама должна это понимать.

— Как ни странно, нет, ведь ты как-то вскользь упомянул об этом. — Она взглянула на него, и ее впечатлительное сердце неистово забилось, когда ее опалило глубокое внутреннее золотистое свечение его черных глаз. — Я честно поверила, что ты заключил с отцом дьявольский договор, из-за чего мы с тобой могли быть вместе лишь короткий срок.

— Я был готов и на короткий, если больше не на что рассчитывать.

— Я же предлагаю тебе себя на всю жизнь.

— И ребенка, — добавил Джамал, словно этот факт только сейчас дошел до его сознания. — Эта новость ошеломила меня. Едва могу поверить в нее.

— И ты не расстроен, что я солгала тебе?

— Чего ради мне расстраиваться? — Внезапная белозубая улыбка освободила черты его лица от напряженности. Он пересек комнату, присел на край кровати и прошептал с нескрываемым чувством: — Разве ты могла дать мне более убедительное доказательство своей любви?

— Верно, — согласилась Мари.

— Я думал, ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Думал, что моя любовь очевидна, — признался Джамал. — О чем, по-твоему, я говорил в больнице, когда назвал тебя моей мечтой?

— Я думала, что все дело… в сексе, — вспыхнула Мари.

— По правде говоря, мое желание обладать тобой неописуемо, — прошептал Джамал. — Но дело не в чувственных отношениях. Только любовь, никак не меньше, заставила меня заманить тебя в Палату и убедить за пару дней выйти за меня замуж. И я хотел доказать, что могу сделать тебя счастливой…

— И тебе пришлось бороться с отцом за возможность доказать это.

— Я влюбился в тебя еще пять лет назад.

— Не могу сказать то же самое о себе — я была слишком напугана, — напомнила о своих чувствах Мари.

— Отец давил на меня, требовал, чтобы я выбрал себе невесту, когда до него дошли слухи о некой француженке с огненного цвета волосами. Он прямо спросил меня о тебе, и я сказал ему, что ты именно та женщина, которую я люблю…

— Ты именно тот, кого… — Мари приникла к его широкому плечу и обвила его руками. А он продолжал:

— …что ты единственная женщина, которую я буду любить всегда, единственная женщина, которую я хочу взять в жены. Он был недоволен. Отец спорил со мной, угрожал, но потом сдался, хотя и предсказывал беду…