Жарко вдвойне
Шрифт:
Он угрожающе прищурился.
– Я всего лишь пообещал, что больше не допущу спонтанных возгораний. От поцелуев с тобой я отказываться и не думал.
Надежда – чертовски идиотское чувство!
– Я тебе не верю. И ты не можешь вот так с места в карьер поменять свое решение. Я тебе не кусок шоколада, - «ням-ням, шоколадка», - на которую ты сначала пускаешь слюни, а в следующую минуту забываешь о ее существовании, чтобы, проголодавшись, снова о ней вспомнить. – Согласна, это было не лучшее сравнение. Кушающий Ром, работающий челюстями, шевелящий языком… У меня по коже побежали
Выражая свое несогласие, Ром оскалил зубы, прикосновения которых когда-то удостаивалась каждая клеточка моего тела.
– Проблема в том, что я не могу держаться от тебя на расстоянии. Какого хрена ты со мной сотворила?
Злость придала мне сил - я так крепко схватила его за рубашку, что чуть не сломала себе пальцы.
– На что ты намекаешь?
– Какой-то химический элемент в твоей слюне вызывает зависимость? Или это еще одна из твоих способностей?
Ах, значит, он считал, что я заставила его желать себя? Что он не мог бы хотеть меня просто потому, что любил? Потому что между нами было что-то особенное? «Было - вот ключевое слово», - подумала я.
Я могла лишь отстраненно наблюдать за тем, как сгорает моя личная жизнь.
– Все может быть, - печально ответила я, а затем собралась с силами и продолжила: - Пожалуй, когда мы найдем Мнемомэна, я его поцелую. И тогда, скорее всего, он попросит меня выйти за него замуж и не бросит на полпути к алтарю.
Я хотела показать ему, что мне все равно, но мой голос просто сочился болью.
Пока я говорила, зрачки Рома все сужались и сужались, пока от них не остались лишь две тонкие черные линии. Он схватил меня рукой за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо.
– В детстве я несколько месяцев копил деньги, чтобы купить ящерицу. Я тебе об этом рассказывал?
– Нет, но причем тут это? – спросила я, в то же время отчаянно желая услышать всю историю. Я любила его, но мало что знала о его детстве.
– Тогда слушай. Как я уже сказал, я несколько месяцев копил деньги. Наконец, я собрал нужную сумму и отправился в зоомагазин, купил все необходимое и забрал малыша Костолома домой.
– Ты назвал его Костоломом?!
Ром проигнорировал мой вопрос и продолжил:
– Он жил у меня три недели, пока его не заметила моя мама. К тому времени я так привязался к своему питомцу, что уже не мог представить свою жизнь без него.
Я сглотнула комок в горле.
– И что же случилось с Костоломом?
– Моя мама увидела его и испугалась. Она заставила выпустить его через заднюю дверь и удерживала меня, чтобы я не смог побежать вслед за ним. Я ревел, не переставая, много дней подряд.
– Я…я… - Мне захотелось обнять его. Маленького мальчика, которым он был тогда, и мужчину, которым он стал теперь. Они оба были мне дороги. Я кашлянула, чтобы он не понял, как я расчувствовалась. – И каким макаром Костолом связан со мной?
И снова Ром приблизился к моему лицу. Он воплощал в себе ярость и боль, желание и решительность. Он был… всем.
– Я до сих пор сожалею, что не боролся за него.
– Не понимаю.
Я
Он стиснул зубы, весь такой решительный, такой упрямый, что мое сердце екнуло.
– Белл, я сейчас поцелую тебя. И прикоснусь к тебе.
Я потеряла способность дышать. А если честно, то мое дыхание остановилось, наткнувшись на комок в горле.
– Мы не должны этого делать, - прошептала я, потому что не могла отказать. Может, мне удастся все-таки отговорить его и себя от ошибки.
– И что?
– Ну… - Я облизала губы. – Я не могу быть с тобой, пока твоя память не вернется.
Если только я смогу собраться с силами и сопротивляться ему и дальше. Сейчас даже добровольная капитуляция Осушающей девушки и то казалась более вероятной.
Он целую минуту не сводил взгляд с моих губ, а затем хриплым, полным желания голосом, заметил:
– Я помню наш последний поцелуй.
О, Боже. Я и так уже не в состоянии сопротивляться.
– Я могу обжечь тебя. – Снова. Или сжечь этот дом дотла.
– Можешь? Разве ты уже не сделала это?
– усмехнулся Ром.
«Сопротивляйся его привлекательности».
– Это опасно, - напомнила я нам обоим.
– Необязательно. Джон рассказал мне, что раньше я сдерживал твои способности и для нас обоих они не представляли опасности.
– Вот именно, что «раньше».
– Я хочу попытаться снова. – Он не дал мне шанса возразить, а просто накрыл мои губы своими, и его горячий язык решительно вторгся в мой рот.
Не в силах больше сдерживаться, я запустила пальцы с его волосы, сжимая и царапая ногтями кожу головы, зеркально повторяя движения его пальцев в моих волосах. Наши языки брали, давали, сражались друг с другом, пока я, наконец, не позволила ему победить. Я чувствовала мягкость его губ и твердость, напористость его тела.
Ром одной рукой стал тискать мою грудь через полотенце, превращая сосок в острый пик. Я проглотила ртом его стон, а вкус его поцелуя вознес нашу страсть на новый уровень.
Я прижалась к нему сильнее, - «да, Боже, да, так хорошо», - его возбужденный член терся об меня. Тут-то здравый смысл и поднял свою уродливую голову: «Держи себя в руках. Не давай ему всего. Придержи хотя бы часть себя».
«Но почему?» – вскрикнуло мое сердце.
«Без своих воспоминаний после близости с тобой он может причинить тебе боль. А ты можешь превратить его в горстку пепла, - не об этом ли ты ему только что напоминала? Он вряд ли способен сдерживать твои эмоции, как прежде, хотя сам нисколько не сомневается в своих силах».
Это верно. Мне придется быть очень осторожной, держать себя в руках. Я знала, какое удовольствие меня ждет, поэтому просто не могла больше ему сопротивляться. И мне надо хоть ненадолго забыть, какой пустой стала моя жизнь без него.
Здравый смысл требовал, чтобы я взяла под жесткий контроль свои экстраталанты. Только так я могла позволить ему себя поцеловать. Ведь остановиться я буду не в силах, потому что Ром упивался мной, словно не мог без меня жить. Он был в моих объятиях и желал большего от меня. Мужчина, которого я любила, мужчина, за которого - надеюсь - я когда-нибудь выйду замуж.