Жажда подлинности: Как идеи Симоны де Бовуар помогают стать собой
Шрифт:
Подлинность состоит в том, чтобы прокладывать собственные пути, но это не значит, что можно идти напролом и творить что угодно. Для Симоны де Бовуар свобода без ответственности бессмысленна. Ответственность означает осознание, что все мы связаны между собой и живем в конкретном времени и месте. Философия де Бовуар уникальна тем, что она, как никакая иная, помогает человеку разрешить конфликт между полетом на волне собственной свободы и необходимостью лавировать среди других людей, пытающихся делать то же самое.
Де Бовуар писала: «Наша жизнь будет ценной до тех пор, пока мы находим ценной жизнь остальных, выражая это в любви, дружбе, негодовании, сострадании» {2} .
2
Beauvoir, Old Age, 601.
До начала Второй мировой войны Симона де Бовуар склонялась к пацифизму, но, наблюдая распространение фашистской идеологии и воочию видя ужасы фашизма, осознала всю важность гуманизма, солидарности и сопротивления. Она прожила в Париже весь период нацистской оккупации. Ее спутник жизни Жан-Поль Сартр девять месяцев провел в лагере для военнопленных. Многие из ее друзей пропали при невыясненных обстоятельствах. Де Бовуар создала отряд сопротивления, но через некоторое время распустила его, поскольку в других подпольных группах начались аресты, после которых люди исчезали бесследно. В 1939 году она писала: «История завладела мною, чтобы уже не отпускать» {3} . Точно так же захватила и не отпускала ее до самого конца жизни этика подлинности.
3
Beauvoir, The Prime of Life, 285 [здесь и далее цит. по: де Бовуар, С. Зрелость / Пер. Н. А. Световидовой. – М.: Эксмо, 2018].
Этическое измерение подлинности Симона де Бовуар выражает через понятие интерсубъективности, то есть умения считаться друг с другом и уважать чужую свободу. В одном из самых провокационных своих эссе под названием «Нужно ли сжечь маркиза де Сада?» де Бовуар исследует интерсубъективность в сексуальном садизме. Известный либертин XVIII века маркиз де Сад получал удовольствие от жестокости в сексуальных отношениях, насилия и пыток.
Де Бовуар видела проявления подлинности у де Сада в том, что он устанавливал собственные правила, не считался с общественными условностями и со всей страстью предавался своим излюбленным занятиям (как писательству, так и садизму). Но с экзистенциальной точки зрения де Сад не обладал подлинностью, поскольку путал свободу и власть. Он вменил скандал себе в обязанность, игнорировал социальное неравенство, лишал свободы жертв, превращая их в пассивные объекты своего желания, и действовал как тиран.
Вывод Симоны де Бовуар состоит в том, что де-садовский эгоизм можно принять за проявление верности себе. Но такой образ жизни не учитывает взаимосвязанности наших существований. Путь к подлинности не может быть эгоистичен и направлен исключительно вглубь. У подлинности есть моральное измерение, поскольку мы сосуществуем с окружающими. Экзистенциальная свобода предполагает ответственность перед другими, потому что все мы принадлежим к роду человеческому.
Противники экзистенциализма часто обосновывают свою позицию так: если мы вольны сами выбирать собственные нравственные ценности, а обретение подлинности состоит в том, чтобы принять свободу и пользоваться ею, и ничто не мешает нам эксплуатировать других, что заставит нас поступать нравственно? Об этом
Во всех своих работах – от ранних романов до поздних автобиографий, внушительных философских трудов и множества эссе – она очерчивала возможность подлинной жизни, предполагающей взаимосвязь с другими. В конце концов, подлинность означает смелость быть честным с самим собой. Подлинность требует ясного, незатуманенного взгляда на себя. Стоит только присмотреться к себе пристальнее, и мы непременно увидим, насколько зависимы от других. Мы обнаружим, что обогащаем жизнь окружающих или становимся помехой для их намерений.
Как же обрести подлинность в экзистенциалистском смысле, который вкладывает в это понятие де Бовуар? Стремитесь быть творчески мыслящим бунтарем, борющимся за идею. Эта идея – свобода. Чтобы прийти к подлинности, необходимо освободиться не только от внешнего гнета, но и от тех цепей, в которые заковываем себя сами. Мы загоняем себя в плен страха, тревоги и стремлений вписаться в общество. Надеваем маски, угодные окружающим, но зачастую прячем какие-то части своего «я» и от себя самих – те части, которые чем-то смущают. Подлинность наделяет нас свободой снять маски, которыми мы прикрываемся, защищая себя. Она дает возможность строить то будущее, которое выберем.
Бунтуя, ставя на кон само свое существование, рискуя поступить так, как считаем правильным, мы творим себя – превращаемся в творческих бунтарей. Отважиться на такое – волнующий шаг. Но для этого придется потрудиться. Начать думать дважды. Действовать, не следуя бездумно чужим ожиданиям. Совершать поступки, осознавая, что наша жизнь тесно сплетена с остальными. Действовать, беря на себя ответственность за то, кем мы станем.
Я узнала о Симоне де Бовуар при самых неожиданных обстоятельствах. Я сидела на четырехчасовой вечерней лекции по программе MBA, вникая в тонкости корпоративного управления. Когда внимание аудитории стало ослабевать, а кто-то и вовсе начал клевать носом, преподавательница невольно ускорила темп. А потом, заговорив громче, спросила совсем о другом.
«Насколько вы на самом деле свободны на работе?» – услышала я и вскинула голову. Что за странный вопрос? Какое отношение имеет свобода к технике ведения совещаний? Преподавательница тем временем с жаром рассказывала о Симоне де Бовуар, Жан-Поле Сартре и о том, как они отстаивали идеи свободы, подлинности и ответственности человека за свой выбор. Она говорила о том, как организации любят создавать иллюзию свободы, однако на работе выбор у большинства людей только один – смириться с имеющимися условиями или уйти. Считается, что мы должны мыслить нестандартно – уметь выходить за рамки, – однако в действительности это почти никогда не приветствуется. Вот теперь я включилась полностью и ловила каждое слово.
Экзистенциалисты призывали нас создавать свои личные моральные ценности, продолжала она, но на работе мы вынуждены либо исповедовать корпоративные ценности, либо рискуем не вписаться в команду. Нас муштруют, ориентируясь на корпоративную культуру, и берут в штат, исходя из того, будем ли мы ей соответствовать. Независимо от результатов нашей трудовой деятельности эта практика противоречит экзистенциалистской идее о том, что человек есть постоянное изменение и становление, зачастую неожиданное и непредсказуемое. Теперь я чувствовала легкое головокружение. Я не успела поесть перед занятиями, но дело было не в этом. Эта лекция и правда была головокружительной.