Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии
Шрифт:
Юнг был очень осторожен по отношению к слишком быстрым ответам на вопрос о смысле. В конце жизни он пришел к тому, что этот вопрос находится за пределами любых догм: «От темперамента человека зависит, чего в его жизни больше: бессмысленности или смысла… Скорее всего, так же как для любого метафизического вопроса, верно и то, и другое: жизнь есть смысл и бессмысленность, или – в ней есть смысл и нет его. У меня есть робкая надежда, что смысла станет больше и он победит» (Jung, 1976, S. 360).
Мы видим в этом высказывании не героическую позу знатока, а инсайт, полный уважения к парадоксу смысла. На языке аналитической психологии это означает, что смысл является архетипом – непостижимым, противоречивым и таинственным. Переживание смысла часто носит нуминозный характер, оно глубоко задевает и делает нас причастными к иной действительности, лежащей за пределами обыденного сознания
3. От чувства общности к совершенству
Смысл жизни в понимании Альфреда Адлера
Стремление к совершенству возвышает нас.
В своей книге «Зачем мы живем?» (Adler, 1979) и в особенности в последнем своем значительном труде «Смысл жизни» (Adler, 1973) Альфред Адлер обстоятельно рассматривает тему смысла в рамках созданной им индивидуальной психологии. Он различает два значения слова «смысл». Одно из них касается индивидуального смысла, опирающегося на личные убеждения и мнения, на представления человека о себе, об окружающих, о мире и жизни и связанного с его «жизненным стилем». Такой смысл мы называем частичным. Другой аспект слова «смысл» касается его надындивидуального значения, и Адлер называет его «истинным»; в нашей терминологии, это соответствует общему смыслу. Он направлен на благо всего человечества и опирается на «чувство общности», то есть, по Адлеру, на врожденное стремление к людям, которое мотивирует человека к ответственности, надежности и верности. Такое центрирование на обществе Адлер обосновывает тем, что человек создан не одиночкой, а частью большего целого. Поэтому он обязан соблюдать равноправие и быть толерантным к окружающим; в то же время у человека есть и врожденное стремление к совершенству и превосходству, которое Адлер понимает все же как превосходство не «вопреки» или «над» другими, а вместе с другими. Чувство общности – это главная ценность человека в рамках индивидуальной психологии (Metzger, 1973). Для Адлера чувство общности и принадлежности своему окружению является психической основой человека, «необходимой для бытия». Чем более зрелым становится человек, тем сильнее его жизнь определяется социальными целями. «Наша идея о чувстве общности как предельной человечности, о таком состоянии, когда любые жизненные вопросы и отношения с внешним миром представляются нам решенными, – это привлекательный идеал, ориентирующая цель. Эта будущая завершенность, вероятно, включает в себя идею об идеальном обществе. Ведь все, что мы считаем ценным в жизни, на чем стоим и будем стоять вечно, является следствием чувства общности» (Adler, 1973, S. 167).
Динамически-телеологический подход Адлера к теме смысла жизни находится в русле традиции естественно-научного эволюционистского мышления. Он считает чувство общности врожденным, а идеальное братство всего человечества – «конечным итогом эволюции» (Adler, 1973). В отличие от Франкла и его логотерапии, адлеровское понимание ориентировано, прежде всего, на социальное воплощение смысла, на прагматическую ценность «душевного здоровья», которое ограничивается практическими жизненными целями и не принимает во внимание фундаментальную направленность смыслов на самотрансценденцию человека.
В книге Дж. Хиллмана «Исцеляющий вымысел» (Hillmann, 1986) сделан дифференциальный анализ индивидуальной психологии и «представлений Адлера о неполноценности», который доказывает, что часто отправной точкой к «чувству общности» и сопричастности служат отнюдь не высокие идеалы добродетели и совершенства, а чувство неполноценности, слабости и беспомощности.
По Адлеру, стремление к совершенству берет начало во врожденном чувстве неполноценности. «„Быть человеком – значит чувствовать себя неполноценным“, и он поясняет, что человеку „сильное чувство неполноценности дано как благо“… Сопротивление этому чувству является основой человеческого развития и, к счастью, снова и снова возникает в каждом ребенке. Ход жизни отдельного человека, так же как и ход истории человечества, можно рассмотреть как историю чувства неполноценности и попыток его преодоления» (Metzger, 1973).
Перед психотерапией поставлена важная задача –
По Адлеру, человек в первую очередь стремится к главной цели – совершенству. Преодолевая врожденное чувство неполноценности, он созидает смысл. В то время как Франкл фокусируется прежде всего на ощущении бессмысленности, Адлер строит свои рассуждения вокруг чувства неполноценности. Наиболее характерными темами его размышлений и исследований являются общество, профессия, брак (Kolbe, 1986, S. 79). По мнению Бирнбаума, Адлер подчеркивает важность ценностей созидания, в то время как Франкл исследует более экзистенциальную размерность и «парарелигиозный» смысловой аспект, «когда мысль о смысле оказывается перед лицом непостижимого»; он пишет о мировоззренческих ценностях, о воле к смыслу вместо воли к власти (Birnbaum, 1991, S. 93).
В индивидуальной психологии представление о человеке опирается на экзистенциальную конфликтность человека, на напряжение между фактическим состоянием своей «неспасенности» и тоской по гармонии и целостности. Последнее Адлер считает недостижимой фантазией. Чувство неполноценности никогда полностью не преодолевается и является двигателем психического развития, постоянной мотивацией к совершенствованию. Стигма «органической неполноценности», личных слабостей и «ахиллесовой пяты» становится безусловной предпосылкой психического процесса. Адлер приводит в качестве примера уродливые уши Моцарта и глухоту Бетховена. «Мы вырастаем из наших слабостей и живем благодаря именно им» (Hillmann, 1986).
Похожие рассуждения мы встречаем и в юнговской типологии, которая исходит из того, что творческие силы, необходимые для изменений, могут вырастать из нашей «подчиненной» функции, из наименее осознанной позиции.
Поэтому Адлер видит задачу психотерапии в том, чтобы высвободить психический потенциал, скрытый за телесным симптомом неполноценности. Врожденное чувство неполноценности может быть компенсировано с помощью невротического стиля мышления, который приводит к черно-белому видению мира. Такое восприятие и мышление противоположностями и абстрактными понятиями создает иллюзию, что человек способен контролировать действительность вообще и свою неполноценность в частности. При этом «исходным фундаментом мышления противоположностями» Адлер считал пару «мужское/женское» (Hillmann, 1986). Хотя психика имеет и мужские, и женские черты, нас с детства приучают к установке «или – или», в рамках которой возможны лишь две гендерные роли, а любая амбивалентность или неясность приписывается женственности. Поэтому для Адлера психотерапия нацелена на сближение противоположностей и восстановление амбивалентности, присущей психике в состоянии «психического гермафродита».
Адлер хочет, чтобы его идеал совершенства был понят как вымышленная цель без какого-либо конкретного содержания, как образ, служащий ориентиром и «ведущей фантазией», приближающий к «найденному смыслу». Задача психотерапевтического метода (по-гречески methodos означает «путь к чему-либо») состоит в том, чтобы помешать психике сделать некоторые цели предметно-конкретными, поскольку ей присуще стремление к завершению начатого; особая угроза существует для высших бесценных целей, которые «представляют собой путь к смыслу жизни». Психотерапия ведет также к осознанию вымышленного характера этих целей. Понятие целостности больше не является неоднозначным, как у Лесмайстера и Энгелена, ибо цели существуют и перестают быть малоценными иллюзиями. Рассмотрение цели как «фантазии» означает не обесценивание, а, напротив, понимание ее как образ смысла.
Врожденное чувство общности и стремление к совершенству, а также развитие личности составляют, по мнению Адлера, «истинный смысл», то есть основу здоровья. Психическое расстройство возникает в случае искажения «истинного смысла». Этика имеет биологические корни, аналогично тому, как в гуманистической психологии она опирается на «натуралистическую систему ценностей» Маслоу или в логотерапии – на так называемый «орган смысла». Задача индивидуальной психологии состоит в том, чтобы так скорректировать персональную «линию жизни», чтобы она была согласована с общественной целью, и тогда персональный и «истинный», надындивидуальный смысл также совпадут.