Жажда справедливости
Шрифт:
Крюков приехал в Глухово, когда из Пскова уже выслали ревтройку и полуэскадрон кавалеристов. В отчете о прискорбном происшествии он провел ту мысль, что не в едином хлебе суть, хлеб имелся, но отсутствовали пока безукоризненные кадры. Крестьянство — человеческий материал огромной взрывчатой мощи, и надо обходиться с ним чрезвычайно осторожно и деликатно при любых конфликтах. В нем, в этом человеческом материале, гнездится непроясненное и пока неохватное, как разрушительное, так и созидательное. И чем хлеба больше, тем мятеж, получается, ближе. Если бы не опустошительная деятельность Саранчи Егорова, балаховцы не отважились бы напасть на большую деревню.
Крюков возвратился из Глухова потрясенный до недр души увиденным. Смещенный председатель, по сути, виновен в убийствах и страшных преступлениях, разоривших
«Сердце разрывается, когда изучаешь подлинные факты, как воротила Егоров присосался к нашей республике, — писал ночью Крюков в сопроводиловке к компромату, тоскуя и нервничая оттого, что внезапно с пронзительной ясностью осознал неисчерпаемость егоровского зла и в целом всего Воздвиженского дела. — Он бездарно и подло гробил авторитет нашей власти в глазах трудового крестьянства. В качестве вещественного доказательства прилагаю собственноручный егоровский рескрипт по образцу царских гражданину Бесстрашному. В нем повелевается привезти на территорию волисполкома ржи и овса по десять пудов для нужд Советской власти. Так нагло и сформулировано. Прошу, уважаемые члены коллегии, обратить внимание на мотивировку беззакония. Для каких нужд? Никто, конечно, не полюбопытствовал, да и Егоров заранее готов отшибить: по секретному приказу из центра или еще какая-нибудь галиматья в подобном же духе. Что за центр? Какой такой центр? Никто не догадывается, а переспросить боится. Когда перепуганный до смерти гражданин Бесстрашный умолил сократить реквизицию (кстати, абсолютно незаконную и более того — воровскую, так как потерпевший разверстанное давно ссыпал и справку имел), то Егоров понизил изымаемое до семи пудов за приличную мзду, что демонстрирует, как он вообще относился к исчислению реквизиции. Ударив Бесстрашного по физиономии, он заорал вдогонку: „Если не удовлетворишь сполна, объявлю на тебя красный террор и подведу под трибунал!“
Из беседы с потерпевшим я уяснил, что крестьяне не подвергали сомнению прерогативы Егорова, поскольку были уверены, что он действовал как уполномоченный Советской власти и обладал правом судить гражданина Бесстрашного в трибунале. Темнота! Вот вам яркий пример из могучей деятельности проходимца.
Вывод мой такой — главная социальная враждебность Егорова содержится в том, что он сумел срастить себя с властью и использовать односторонне ее карательную силу исключительно в шкурнических целях. Тут и таится ядовитый корень беды, и лазейка становится для внутренней контры известной. Как бы они в нее потоком не устремились. Я буду настаивать перед ревтройкой на смертной казни по обвинению в экономической контрреволюции».
Крюкову, поглощенному розыском егоровских преступлений, чудилось, что мир сузился до границ Воздвиженской волости. Но это была ошибка, впрочем, вполне естественная и допустимая. Вскоре его отозвали в Петроград. По дороге под влиянием глуховских событий он написал первую и последнюю в своей жизни заметку в газету «Непогасимое пламя» Новоржевского уездного комитета РКП(б), где у него были знакомые сотрудники товарищи Болдин и Нерадовский. Называлась она «Зеленому заблудшему брату». Свое обращение к дезертирам Крюков начинал без обиняков, с откровенного вопроса: «Прав ли ты, сын рабочего и крестьянина, если ты скрываешься в лесу, как зверь, стараясь уйти из рядов Красной Армии?» Крюков честно указывал на усталость народа от империалистической войны, без стеснения упоминал о жестоких братоубийственных схватках. Нашел в себе силы вскрыть и истинные причины горьких несправедливостей и нарушений законов. Упомянул и о подлой вражеской пропаганде, и о проклятой разрухе, и о тоскующих семьях, призывал не мстить за варварские разгромы. Никого не упрекал ни в трусости, ни в малодушии. Никому не грозил трибуналом и расстрелами, не колол глаза бандитскими шабашами и зверскими расправами. Но заключительный абзац звучал твердо и бескомпромиссно, не оставляя заблудшим братьям простора для колебаний: «Если же сомневаешься вступить в Красную Армию, которая борется за освобождение трудящихся от рабства, то пропащий ты человек: не дорос до понимания правды, не дорога тебе свобода».
Залпы табачного дыма и сероватый тон воздуха не помешали Крюкову ясно увидеть присутствующих в кабинете зампреда Чарушина и рассмотреть их по отдельности. Долгие месяцы он тесно и неразрывно объединял этих людей обращением: уважаемые товарищи члены коллегии! А каждый имел свое лицо, фигуру, манеры и, уж конечно, характер.
Члены
Крюкова пригласили в кабинет пятым, и он приступил к докладу, когда табачный дым превратился в плотные слоистые пласты, заполнив пространство кабинета от потолка и едва ли не до пола. Члены коллегии внимали представлению Скокова почти молча, и Крюков не сумел ни по коротким репликам, ни по выражению непроницаемых лиц раскрыть истинное отношение к присланным из провинции ориентировкам, хотя в секретариате его официально уведомили о стопроцентной утверждаемости приговоров.
После скоковского детального обзора Крюкова все-таки вынудили объясниться по двум происшествиям, первое из которых возбудило любопытство самого зампреда — мужчины с удлиненной офицерской физиономией, неожиданно высокого роста, с гладкой прической и идеально прочерченным блестящим пробором.
— Растолкуйте нам, товарищ, — обратился он к Крюкову корректно грудным и низким для такого поджарого человека баритоном, — чем вызвана вспышка религиозного экстаза, — он покосился в блокнот, — во Врудской волости. Почему на вас там молятся, как на Иисуса Христа? Коллегию озадачили нелепые слухи, и, откровенно говоря, мы им придали определенное значение. Поймите меня без обиды. В нынешней ситуации и мелкая ошибка — лишний козырь врагу. Надеюсь, вы не станете опровергать этот тезис?
Члены коллегии переглянулись, впрочем, без неприязненных или ехидных улыбочек и подготовились слушать Крюкова. Не случай ли перед ними коварно законспирированной вражеской пропаганды?
Суть происшествия заключалась в комическом недоразумении. Несколько месяцев назад Крюков разбирал жалобу гражданки Анастасии Соболевой и постановил немедленно вернуть ей незаконно переданную прежнему владельцу корову. Легко вообразить несказанное счастье вдовы, имеющей по лавкам шестерых сопливцев. Корову Соболевой дружинники пригнали на рассвете и, привязав к забору, удалились. Соболева спала, а когда очнулась и заметила в окне кормилицу Красуху, окутанную белесым качающимся туманом, радостно засмеялась, перебудив ребятишек на печи. Смеялась она заливисто и долго, вместо того чтобы выйти во двор и завести озябшую и проголодавшуюся корову в сарай. Старший сын Петька — выкриками «цыть!» — еле угомонил мать.
Вечером, однако, Соболева опять веселилась и праздновала чудесное возвращение Красухи, пообещав господу вседержителю отправиться пешком в Ямбург и поставить за болярина Алексея свечку. Обет она через неделю исполнила, рассказывая по дороге встречным-поперечным, что в здешних краях объявился раб божий Алексей, святой, творящий справедливость. Молва о творящем справедливость мгновенно распространилась по окрестным деревням.
Волисполкомовские агитпропщики перепугались и устроили специально митинг, чтобы рассеять растекшийся по полям и лесам опиумный дурман, успокоить разбушевавшиеся страсти — многие твердили, что у них неправильно отняли коров, — и поднять атеистическую пропаганду на высшую ступень.
Только получив от Крюкова собственноручное увещевательное письмо, Соболева согласилась, да и то под давлением руководства, признать ошибочность своих воззрений. Но в сумерках, закрыв на замок Красуху в сарае, по свидетельству Петьки, наряженного сельсоветом наблюдать за матерью, Соболева принималась за старое — безмерно хвалила следователя. Вдову вновь предупредили, что если она будет упрямиться и настаивать на божественном возвращении Красухи, то корову попросту отберут.
— Ну что ж, — пророкотал бархатисто зампред, вставая и прошибая макушкой тучи папиросного серого пара, — есть мнение признать отчет тов. Крюкова удовлетворительным. Кто «за»? Кто «против»? Один «против». Тов. Тункель, изложите мотивы.