Жажда жить

О'Хара Джон

Все невольно повернулись к ней и согласно кивнули.

— Извините, — сказал Эдгар.

— В общем, после первого выстрела мне показалось, что у нее изменилось выражение лица, или по крайней мере что-то в нем подсказало, что она никого не собирается убивать. — По ходу повествования Грейс медленно поднималась со стула, словно бы уходя в себя, в свои воспоминания. — Раздался треск, шум, похожий почему-то на большой, огромный обруч. Он возник в том месте, где стояла Эмми, и по мере приближения к нам становился все больше и больше. И мы, все трое, оказались словно бы внутри него. Но на самом деле это был не обруч и не ковбойское лассо.

Скорее маленький кружок, дуло пистолета, только оно все расширялось и расширялось. И вот этот обруч расширился настолько, что внутри уже были не только мы, но и сама Эмми. И это был весь мир. От дула пистолета, крохотного круглого отверстия, до этого гигантского звукового круга. Сейчас я вспоминаю, что даже не разобрала тогда, задело меня или нет. Других-то нет, это я понимала, потому что никто не упал, но я была настолько напугана, что не вполне отдавала себе отчет в том, что делаю, и, как мне кажется сейчас, думала, что умираю. Все, что было более или менее реально, — выражение, застывшее в глазах Эмми. В нем не было ничего необычного, его можно понять. Выражение слабости. Она была несчастна и испугана. Не хотела она этого шума, вот что мне тогда показалось. Понимаю, трудно поверить в то, что столько мыслей возникает в голове разом, но, честное слово, сейчас мне кажется, что так оно и было, сейчас я их вспоминаю, эти мысли. — Грейс села на стул. — Я слишком ясно их вспоминаю, в том-то и беда. Эдгар, будь добр, подай мне сигарету.

Эдгар взял из портсигара сигарету, протянул ее Грейс, помог прикурить, загасил спичку, бросил ее в камин и сел на место. Все наблюдали за происходящим с интересом. Приятно было, пусть на краткий миг, отвлечься от необходимости как-то откликнуться на рассказ Грейс.

— Я часто задумываюсь, что люди чувствуют на войне, — нарушила молчание Рене.

— Во всяком случае, не то, что ты только что выслушала, в этом можешь быть уверена, — сказал Брок.

— А что чувствовал ты, Брок? — спросила Бетти.

— Когда, сегодня? Так ведь, когда я повернулся, все уже кончилось. В том числе и стрельба. Никто уже больше не стрелял.

— Нет, дорогой, — заметила Рене. — Когда раздался второй выстрел, потом третий, ты смотрел прямо в лицо этой Эмми. Я-то видела.

— Может быть, — согласился Брок. — Наверное, я никак не мог понять, что происходит. Скорее всего обернулся, увидел эту чертовку, но не сообразил, что это она стреляет.

— Рене, вы единственная, кто не остался с остальными. Это требует мужества. Мне вот не хватило, — заметила Бетти.

— Вы остались с мужем, — небрежно отмахнулась Рене, — я пошла к Броку. Все естественно. Грейс оттолкнула Холлистера. Естественно. Холлистер? Холлистер не бросил Грейс. Я не то имею в виду. Холлистер боец, и он ввязался в бой. Понимаете, Бетти? Все вели себя естественно.

— Исключительно… исключительно точный анализ, Рене, — кивнул Эдгар. — В галльском духе. Мы, американцы, считаемся самым здравомыслящим народом в мире, но, мне кажется, французы в этом смысле сильнее нас.

— Спасибо, Эдгар, — улыбнулась Рене. — Во мне есть и часть итальянской крови, но росла я, конечно, во Франции.

— Хорошо, что вас не смутил этот разговор, — заметила Грейс. — А впрочем, вы ведь практически член семьи.

— Что-то похожее, — подтвердил Брок.

Рене несколько натянуто улыбнулась:

— Нам с Броком много о чем пришлось переговорить, но с этим вроде действительно все ясно.

— Да?

О чем же именно, детка? — удивился Брок. — Ладно, когда-нибудь ты мне это растолкуешь. Но если ты не против, не сегодня. Как, Грейс, ужином нас накормишь?

— Разумеется.

— И переночуем тоже здесь, — предложил Брок. — В кои-то веки, черт возьми, собрались все вместе, и мне это по душе. Эдгар и Бетти — наши лучшие друзья, Рене уже в самом начале нового года войдет в семью, так кто же нам еще нужен, верно, Грейс?

— Конечно.

— Что ж, тогда еще по рюмке — и забудем обо всем. Нам ведь всю жизнь теперь слушать разговоры на эту тему, так можно хоть один вечер провести спокойно.

— Боюсь, не выйдет, Брок, — возразила Рене. — Мы должны помочь Грейс. Она задала нам вопрос, а ответа так и не получила.

— Что за вопрос? — удивился Брок.

— Уезжать ли ей из Форт-Пенна.

— Ответ был, я сказала: «нет», — заметила Бетти.

— Это не ответ, это просто реплика, — упрямо повторила Рене.

— Прошу прощения, но, на мой взгляд, это ответ.

— Ради Бога, Бетти, не надо сердиться, я ведь вовсе не критикую вас. Менее всего. Я просто говорю, что это реплика верного человека, в ней чувствуется любовь и верность, но это не ответ на вопрос. Грейс спрашивает, как поступить, чтобы было лучше не только для нее, но и для Анны с Альфредом. И если мы ей настоящие друзья, то надо головой думать, а не только сердцем переживать. Согласны?

— Насчет сердца — да, — сказала Бетти.

— В таком случае давайте посмотрим фактам в лицо и подумаем головой. Подумаем о плохом. Первое — не попытается ли эта Эмми снова стрелять в Грейс?

— Ну, это просто смешно. Конечно, нет, — отмахнулась Бетти.

— Я тоже так думаю, — кивнула Рене. — И все-таки полностью исключить такую возможность нельзя. Пусть даже самую призрачную. Во-вторых, враги и друзья Грейс не сделают ли ей плохо? Потихоньку, день ото дня, по мелочам, вроде как вода камень точит…

— Ну да, легкие уколы, сплетни — я понимаю, о чем вы, Рене, — проговорила Грейс. — Но ничего, думаю, выдержу.

— Уверены? А это вообще возможно? — Рене обвела взглядом присутствующих и продолжила: — Позвольте мне быть откровенной до конца.

Все дружно кивнули.

— Так я скажу. Однажды Грейс уже удалось наплевать на сплетни. Но тогда это было сердечное дело. А сейчас оно связано с оружием. И самое страшное в нем — стреляющая рука. — Она сделала вид, что прицеливается. — О черт, по-английски слов не хватает.

— Говорите по-французски, — предложила Грейс.

— Нет-нет, лучше не надо, — запротестовал Брок.

— Присоединяюсь, — сказал Эдгар.

— Зачем, у вас и по-английски неплохо получается, — заверила ее Бетти.

— Ну что ж. Знаете, Грейс, на сей раз это не просто веселое щебетание, хиханьки-хаханьки: «Ого! Грейс спит с этим малым». Такие разговорчики я знаю, но тут все иначе. Тут, я хочу сказать, злоба. Пистолет — это не такая шутка, которой подмигивают со смехом. Это уродство. Железо. Сталь. Он вызывает страх. Выстрел страшит звуком, треском. Это большой, уродливый, оглушительный факт. Это не любовь, это уродливая ненависть.

— Но к Грейс-то какое это имеет отношение? — осведомился Брок.

— Тихо, Брок, тихо. Неужели не понятно? Будут говорить плохие вещи, потому что считают, что если говорить плохие вещи, это оттолкнет Грейс и отведет страшное орудие от них самих.