Жажда
Шрифт:
– Там… там человек? – шепчу.
Джокер молчит.
Я пытаюсь убедить себя, будто вижу манекен. Реквизит для фильма ужасов. А еще я пытаюсь меньше рассматривать это, хотя получается с трудом.
Вокруг тихо. До ужаса. Тише, чем когда все замерли в ожидании реакции тигров. Мертвая тишина. Звенящая. Бьет по нервам. Как и проклятая музыка.
Абсолютно на всех экранах крупным планом показывают лицо Захара, и оно не выражает ничего. Ноль чувств. Ноль эмоций.
Кто придумал такой кошмар?
Там, в челюстях пугающего железного механизма,
Это ведь не может оказаться настоящим?
Вдруг от механизма как будто отделяется тень. Изображение сбоит. Сперва. Понятно, что это голограмма, но после того, как первоначальная рябь проходит, картинка выглядит поразительно живой. Высокий мужчина в элегантном костюме делает несколько шагов вперед и протягивает руку вперед.
Он красивый. И кого-то мне напоминает. Может, актера? Тут он улыбается так, что я даже забываю про чудовищное месиво повсюду. От него буквально веет теплом и добром. Ему здесь не место. Эти декорации точно не для такого человека.
– Кто он? – спрашиваю и бросаю взгляд на Джокера.
Парень смотрит вперед. В одну точку.
– Я ждал… что-то такое, - глухо бросает Артем.
Оборачиваюсь в сторону поля.
Захар не двигается с места. Никак не меняет положение. На его лице не дергается ни один мускул. Взгляд не выражает ничего. В зеленых глазах – бездна.
Призрачный мужчина опускает руку и больше не двигается. Его улыбка тает.
– Я скучаю по тебе, сынок, - говорит он.
Захар шагает вперед. Резко срывается с места. Движется уверенно. Прямо. Четко. Но в его походке я различаю дрожь. И от этого все внутри меня переворачивается, лед затапливает тело.
Парень решительно проходит дальше, сквозь голограмму, не задерживается ни на секунду. Он всем своим видом показывает, что ему наплевать на голограмму, на то, как используют против него память о покойном отце.
Захар останавливается перед жутким механизмом, протягивает руку вперед и выдергивает кубок прямо из окровавленного манекена.
– Выходи, трусливая мразь! – ревет парень, отталкивая железную конструкцию в сторону, оборачивается и поднимает кубок выше. – Ну же! Покажись!
Голограмма исчезает. Музыка обрывается. Потолок отъезжает в сторону, выпуская игрока на волю.
– Я взял эту победу, и тебя возьму, - обещает Захар, запускает кубок в экран над главный сектором. – Жри. Подавись, ублюдок. Это тебе!
Одобрительный гул проносится по трибунам. Все вскакивают со своих мест. Толпа ревет.
Захар выбирается из лабиринта и направляется ко мне, пробирается через все ряды, находит безошибочно, будто нутром чует.
– Соня, - шепчет, заключая в объятия. – Моя малышка.
– Захар, - бормочу и понимаю, что нам многое нужно друг другу сказать, только явно не здесь.
– Он тебя не доставал? – кивает в сторону Артема.
– Эй, какого черта? – рявкает Джокер и врезает брату кулаком по плечу. – Ну ты и позер. Мог бы и быстрее выбраться из стекляшки. Чего так
– Заткнись, - беззлобно бросает Захар и опять смотрит на меня так, будто не может насмотреться, сжимает еще крепче и на ухо выдает: - Теперь сбежим.
Я киваю. А в душе царит ураган.
Захар выиграл. Нужно радоваться. Сейчас у нас обоих иммунитет от всяких дурацких наказаний. Но дурное предчувствие грызет изнутри. А в голове пульсирует странная и необъяснимая мысль.
Нет. Не сбежим. «Клетка» нас не отпустит.
Глава 40
– Поздравляю с победой, - произносит ректор на церемонии награждения и вручает кубок Захару. – Вам достался почетный титул. Это большая честь, которой не стоит разбрасываться. Распорядитесь своим выигрышем достойно, господин Громов.
Я оборачиваюсь и вопросительно смотрю на Джокера.
– Громов? – выгибаю бровь.
– Ну да, – хмыкает тот. – Могла бы сама догадаться. Ты же сообразительная девочка. Отличница. Лучшая студентка. Кстати, моя фамилия тоже Громов, но ты пропустила это, поскольку вы с Захаром как всегда зажимались в коридоре, пока мне вручали мою награду. Обалдеть. Торжественный момент. А меня даже поддержать некому. Могли бы хоть фотку на память щелкнуть, видео снять. Черт, что я буду потом собственным детям показывать? Чем похвастаюсь?
Мы и правда задержались, потому что не удавалось отлипнуть друг от друга, еле успели на заключительную часть награждения, я получила свой знак отличия как лучшая студентка курса, а Захар забрал кубок. Момент, когда Джокер выходил на сцену был безнадежно упущен.
– Не обижайся, - бормочу я.
– Если бы я обижался, то не вылезал бы из лазарета как Гуляев или Соколовский. Ты что, совсем за неудачника меня держишь? Какие еще обиды? Ты вообще сейчас о чем? Я мщу. И мщу жестко. Больно. Мало не покажется. Я уже разрабатываю свой грандиозный план возмездия.
– Вообще, тут моя очередь злиться и мстить, - прищуриваюсь. – Я обо всем узнаю в последний момент.
– Например?
– Ну вот это, - киваю в сторону сцены, где Захар обменивается рукопожатием с Германом Громовым. – Кем вам приходится ректор?
– Я считаю его отчимом, - пожимает плечами парень. – Захар предпочитает обращение «дед». Но старик прямо бесится от такого. Он предпочитает зваться нашим папочкой. Возраст. Деменция. Все дела. Ну сама понимаешь, да?
– Он не похож на маразматика.
– Ты с ним мало общалась.
– И боюсь, больше мне не захочется, - невольно закусываю губу. – Он производит впечатление довольно тяжелого человека.
– Да он просто чокнутый, - хмыкает Джокер. – Хуже чем я и Захар вместе взятые. Я бы не советовал тебе оставаться с ним наедине в одной комнате. Сама не заметишь, как подпишешь договор с дьяволом и продашь душу за бесценок. Торгуйся, ладно? С этим скрягой иначе нельзя. Я уже рассказывал, как он вычеркнул меня из своего завещания?
– Я слышала, - киваю.