Жаждущая земля. Три дня в августе
Шрифт:
— Я тебе, Тракимас, подсказал тогда — хорошо бы на берегу озера финскую баню построить…
— А-а-а, — протягивает, вроде бы вспоминая, Тракимас; дурацкая игра, он еще больше зол на себя, хотя и пытается выдавить улыбку. — Вспомнил теперь.
— Ну и как? Ты тогда обещал подумать. Ждал, чтоб ты сам как-нибудь, да… Ладно, раз уж вспомнил, давай обмозгуем это дело.
Тракимас засовывает руки в карманы брюк, окидывает взглядом поля.
— Вообще-то я думал… — нехотя роняет слова. — Нельзя сказать, что я не думал.
— Не спорю, прибавится хлопот, но ведь не так уж много. Послушай, дружище: наряды на материалы
— Я вот думаю… что люди скажут?
— Что — люди? Колхозники сами этой баней пользоваться будут.
— У них свои баньки есть — с каменкой да вениками. И при механических мастерских у нас душевая построена.
— Да не валяй ты дурака, Тракимас! Вон Тамашаускас баню соорудил. И что люди говорят? Ничего они не говорят. Гостей где-то принимать надо. Мало ли гостей приезжает? Даже из-за границы могут пожаловать. Подводить итоги соревнования, отмечать даты тоже где-то надо… Посидеть в уютной обстановке, потолковать… Скажешь, это преступление? Люди!.. Людей воспитывать надо, дружище, а лишней болтовне — давать отпор.
Держа руку на отлете, Смалюконис смотрит на часы: мол, время идет, нечего рассусоливать. Но Тракимас не спешит с ответом. Переступает с ноги на ногу, морщит лоб, косится даже на небо, словно ждет, что пойдет дождь.
— Куда двинемся, Тракимас? Садись.
Тракимас оживает.
— Может, на ферму сперва? Скот на выгоне сейчас, но свиньи, телята…
— В телятник.
Смалюконис как стоял спиной к открытому автомобилю, так, не поворачиваясь, и забрался. Тракимас обходит машину и ждет, когда ему откроют захлопнутую дверцу.
Двигатель заработал, и Тракимас говорит:
— Налево и прямо.
Смалюконис правит непринужденно, изящно откинувшись на сиденье.
— Ну как, Тракимас? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, объясняет: — Видишь ли, дружище, у Тамашаускаса-то баня примитивна. Всего три года, как построили, а безнадежно устарела. Жизнь быстро идет вперед, теперь размах нужен!.. У твоего озера для бани место просто идеальное. Вылитый Балатон. Проект, между прочим, согласован, рабочие чертежи готовы, объект к местности привязан. Веранда с видом на озеро, банкетный зал, две гостиные, комната для охотников. На втором этаже — три комнатки для ночлега. Ну и баня со ста сорока градусами и спуск в воду с перилами, чтоб окунуться. Все на высшем уровне, чтоб не опозорить район… Стройматериалы, дружище, тоже не твоя забота. Не только хватит, но еще и останется. Суть вся вот в чем — ты выдвигаешь эту идею и строишь баню на свое имя, то есть на имя колхоза, конечно… Жду ответа.
Тракимас опускает стекло, в автомобиль врывается ветерок.
— Когда мы в конторе были, товарищ Смалюконис, я не показал… Потом как-нибудь покажу. В папке у меня двадцать семь заявлений. Двадцать семь колхозников, в основном специалисты, желают перебраться в поселок. И все спрашивают — когда? А если выстроим за год дома четыре, то это уже будет хорошо. Стройматериалов не хватает… Эта баня… Люди потом рта раскрыть не дадут.
Смалюконис, бросив взгляд на Тракимаса, прибавляет газ, и машина стрелой взлетает на пригорок. Внизу блестит озеро, зеленеет лес.
— Плох руководитель, который общего языка с людьми не находит, — вот что я тебе скажу, товарищ Тракимас.
Тракимас тупо смотрит на бегущую
Тамашаускас ведь всем постарается угодить, не зря Смалюконис его поминает. Баню построил, в гостях отбою нету; Тамашаускас им бычка зарежет, деревенского хлеба испечет, в пруду форель развел.
— Стоп! — подпрыгивает на сиденье Тракимас. — Поворот прозевали. Налево…
Смалюконис, не говоря ни слова, дает задний ход и сворачивает на проселок. Подъехав к фермам, останавливается в тени сеновала. Тракимас вдруг забывает все; он — хозяин и объясняет гостю, сколько здесь телят, какого возраста, какой упитанности, сколько мяса продали государству и сколько еще продадут. Смалюконис обводит взглядом телятник, сует голову в комнату отдыха.
— Мусор, — морщится он. — Не можете прибрать? Ни плакатов, ни газет…
— Товарищ Смалюконис, пресса в шкафу, посмотрите.
— Почему не на столе?
Поглядывает на телят, щупает лоб одному, другому, поморщившись, добавляет, что плохо чистят закуты, поилки тоже не ахти что… Почему в «Единстве» у Тамашаускаса все так и блестит, сразу видно, что человек заботится о приплоде… то есть привесе…
За фермой Юргис Сенавайтис сгребает с земли навоз и швыряет в кучу.
— А где же техника? — спрашивает Смалюконис.
— Есть и техника. Все на жатву бросили.
Сенавайтис кладет обе руки на черенок вил и пялится мутными глазами на Смалюкониса.
— Не узнаешь, начальник?
Посмотрев на Сенавайтиса, Смалюконис как-то слишком уж беззаботно отвечает:
— Район большой, населения много… Каждый день новые люди…
— Да где уж тебе меня узнать. Высоко взлетел…
— Вы так говорите, товарищ… Кто вы?..
Тракимас дергает Смалюкониса за рукав и шепчет:
— Не обращайте внимания, лучше пойдем.
Но Смалюконис любит все выяснить до конца.
— Вы, товарищ, видно, обознались?
Сенавайтис хихикает:
— Да я тебя знал, когда ты был, можно сказать, вот с эту кучку навоза…
— Сенавайтис, кончай! — бросает Тракимас, но Сенавайтис и слышать не хочет.
— Костюмчик черный, башмачки блестят, в школу идет, булочку жует, что мама испекла… А я бандитов тогда бил! Твою жизнь защищал…
— Народный защитник? Сенавайтис? Что-то вроде помню… Но как это вы? — Смалюконис растерянно обращается к председателю. — Опустились…