Железная дорога
Шрифт:
А как же я добиралась до Свердловска? Помню, что из Москвы я выбралась легко: вошла с провожающими в вагон поезда, следующего в Новосибирск, там почти сразу познакомившись с детьми, братом и сестрой чуть постарше меня, вошла в их игру. Наверное, поэтому меня вначале «не сосчитали» проводники, а потом привыкли к моему присутствию. Мои новые друзья, когда я рассказала им по страшному секрету, что еду одна, без билета, без денег и еды, сначала округлили от ужаса глаза, а потом принялись меня опекать. Они принесли мне поесть, а когда плацкартный вагон стал укладываться на ночлег, придумали, как устроить и меня: на третьей, багажной полке за баррикадой из баулов. Ребята, ловко отвлекая внимание пассажиров, помогли мне забраться, следом закинули пару одеял, так что та ночь прошла в тепле и комфорте. Утром я позавтракала тем, что для меня запасли друзья, и на этом моё везение кончилось. Вопрос проводницы «А ты с кем едешь, девочка?» быстренько расставил
Первая четверть пути была позади, я проехала её достаточно легко, это вдохновляло. Но в Кирове я застряла надолго, дня, кажется, на два: в поезда попасть у меня не получалось, с электричек сгоняли. Мне очень хотелось есть, поэтому, когда откуда-то взявшаяся бабулька предложила мне вместе с ней побираться по электричкам, я, не раздумывая, согласилась. Целый день мы ходили по вагонам, я что-то говорила, и, видимо, удачно — нам хорошо подавали, и бабулька, симпатичная и опрятная, не могла на меня нарадоваться. Вечером, после того, как мы честно поделили между собой оставшееся после трат на еду подаяние, бизнес-партнёрша позвала меня к себе ночевать. Старушка собиралась назавтра продолжить взаимовыгодное сотрудничество, а у меня были другие планы.
Мне не терпелось ехать дальше, заработанных денег хватало, чтобы на электричках добраться до Свердловска. Так что наутро я двинулась в сторону дома.
Я вспомнила, как добралась до того места, где в данный момент находилась, а вот каким образом я уехала из столицы Урала, забыла напрочь.
Проводница пригласила фланирующих по платформе пассажиров в вагон. До свиданья бывший Свердловск. Наш поезд тронулся, поехали.
Елена Николаевна и не пыталась скрывать волнение перед встречей с ещё не моим Диданом. Пёрышки в тот день она начищала с особой тщательностью; некоторая даже суетливость появилась в даме, отработавшей до мелочей монументальность образа. Я тоже почему-то начала волноваться и прислушиваться к шагам в гостиничном коридоре. Когда, наконец, в номер постучали, Елена Николаевна вспыхнула как девушка, но не поспешила открывать, отправила меня — сочла, вероятно, что это прибавит ей царственности. Думаю, она растеряла половину своего победительного обаяния за ту минуту, что мы с Главным Мужчиной Её Последних Двух Лет неподвижно простояли в дверях, не отводя друг от друга глаз.
Неизвестно сколько ещё мы продолжали бы молча глазеть друг на друга, если бы откуда-то издалека не донёсся голос Елены Николаевны, интонированный намного сильнее обычного:
— Так вы знакомы?! Вот это класс игры на баяне! Никак не ожидала такой изобретательности от провинциальной простушки.
Мы не были знакомы с Дмитрием Даниловичем, мы увидели друг друга впервые.
— У неё же одно лицо с Лизой моей. — Только и сказал он тогда. Этих загадочных слов хватило, чтобы Елена Николаевна облегчённо выдохнула и немедленно начала хлопотать лицом и главным своим оружием — лёгкой, ироничной и выразительной речью.
Я пыталась пролепетать что-то в том роде, что я обозналась, но Елене Николаевне не нужны были мои оправдания. Она не сомневалась, что, если на женщину любого возраста в упор смотрит такой вот мужик, то в ста случаях из ста та замрёт как кролик перед удавом.
Кто такая, эта «его» я узнала через много лет, когда у меня уже была моя Лиза, дочь от Законного Супруга. Названа она так была не мной, а её отцом. «Жена рожает, муж называет», — процитировал Юрий сомнительную истину и не пожелал входить со мной в обсуждения по данному поводу. Впрочем, по всем остальным поводам после того, как я родила от него, он вёл себя приблизительно таким же образом. Остаться одной в «лихие девяностые» с двумя малыми детьми на руках — он не думал, что я решусь на такое, и не усматривал больше смысла в церемониях. Когда я вырвалась из удушающих объятий Законного Супруга, тут же явились «внутрибрачные» сыновья Дидана. От меня они потребовали совсем немного: отказаться от пакета акций, их отцом переданные мне совсем недавно, перед тем, как отойти от дел. Выйти на самого Дидана у меня не получилось, а в том, что я потеряла его из виду, никто, кроме меня, не был виноват.
Чтобы оградить детей от перманентного скандала, который неутомимо устраивал в доме Законный Супруг, и самой получить передышку, я, временно уступив грубой силе, написала под диктовку ЧеЗээМа (Чисто Законного Мерзавца — если подзабылся смысл аббревиатуры) отвратительное письмо, предназначенное Дидану. Смысл послания состоял в том, что мои дети имеют заботливого отца, сама я за мужем как за каменной стеной, и вообще всё у нас замечательно. Есть только одна закавыка: это его, добродядино, присутствие в нашей жизни, привносящее в мирную жизнь образцовой семьи хаос и разложение. Трудно в этом признаться,
Избавиться от законного семейного счастья оказалось непростым и небыстрым делом, не обошлось даже без привлечения знакомых из ну очень силовых контор. Знакомы они мне были, что немаловажно, через Доброго Дядю. Без его помощи я не обошлась и тут. Когда же я, вымотанная процессом брачного развода с препятствиями, наконец, обрела свободу и безопасность, тут же объявились детки Дидана. Братья только что приняли руководство компанией отца. По совпадению, уже не кажущимся мне странным, от даты того злополучного письма нам с Диданом понадобилось одинаковое количество времени — мне, чтобы оказаться на свободе с пустым кошельком, а ему, чтобы передать дела сыновьям и уехать из Москвы. Братки не предполагали, что мне ничего не известно о своём статусе владелицы приличного количества акций фирмы. Разумеется, не подозревали они и о том, что, не имея материальных претензий к их отцу, я давно уже жила тем, что распродавала по дешёвке свои шмотки и украшения. Тогда я не видела другого способа выжить с двумя детьми, с непрерывными Лизочкиными болезнями, повязавшими меня по рукам и ногам.
Мы с детьми вернулись в хрущёвку, разбитую вдрызг за несколько лет сдачи её в аренду — до забинтованных наглухо кранов, вывороченного унитаза, свисающих дверей и треснутых оконных стёкол. Квартирой в тихом центре я заплатила за свою глупость, и ещё считала, что дёшево отделалась: в трезвом уме и здравой памяти она была мной передана в собственность Законному Супругу в качестве гарантии большой и светлой любви.
И вот, втолковывая мне, что я есть клещ на теле их родителя, в качестве одного из аргументов Братья привели тот факт, что даже дочь от другого мужчины я назвала именем любимицы Дидана, дочери от его недолгого студенческого брака. А у меня была сочинена целая романтическая история первой любви молоденького Доброго Дяди, тогда ещё Мити, и его одноклассницы Лизы. Именно поэтому и не спрашивала, на кого же я оказалась так похожа — вторичность по отношению к образу Первой Любви не радовала. Та Лиза, как оказалось, за пару месяцев до того, как мы с Диданом встретились в Выборге, уехала с иноземным мужем из страны. По мнению братьев-акционеров, я рассчитывала на подсознательную симпатию их отца к моей дочке Лизе, что должно было помочь мне тянуть из него деньги до конца времён. Поведясь с пол-оборота на эту дешёвую провокацию, я гордо отказалась от всех прав на их компанию.
Конечно, я постаралась бы разыскать Доброго Дядю, чтобы поговорить о восстановлении их отношений с Алёшей, заодно обсудить тему акций или какой-то другой его формы помощи сыну, но Законные Сыновья артистично перекрыли мне эту возможность. Они ненавязчиво, вскользь втюхали мне информацию, что престарелый отец семейства, окончательно подвинувшись на нимфетках, на седьмом десятке развёлся с их добродетельной и терпеливой матерью, женился на юной красавице-испанке и осел на своей каталонской вилле. На той самой, надо полагать, что когда-то мы присматривали вдвоём. Ощутив неожиданно болезненный укол в сердце при этом известии, я поняла, что втайне от самой себя надеялась вернуть прошлое. Известные мне телефоны Дидана не отвечали уже давно, посоветоваться было не с кем, я приняла единственное возможное для себя решение: отказалась от акций.
После получения того злополучного письма у Дидана случился инфаркт. Выйдя из больницы, он начал перестраивать, доводить, доорганизовывать свою компанию, чтобы сынки не сразу её утопили, а он тем временем получил бы временную передышку для восстановления физической формы.
Акции являлись моими только условно: я должна была получать от них доход, а управлять ими Дидан собирался сам. Вместе с долей, переданной мне, у него образовывался контрольный пакет акций, а, лишившись с моей подачи контроля над ситуацией, Дидан потерял всё. Братья разграбили и обанкротили компанию; вся собственность Дидана, в том числе и каталонская вилла, были продана в погашение долгов намеренно разорённой фирмы. Но не материальные потери, не крах его дела стали для Дидана главным ударом, а то, что я предала во второй раз, сыграв не на его стороне. Второй инфаркт, и на этот раз он нескоро оправился от болезни.