Железная команда
Шрифт:
— Брось, — успокоил Митька, — у Ивана категория по боксу. Яшка знает, не сунется.
И все-таки Мухортова удержало от драки не столько то, что Иван Дубровин знал приемы бокса, сколько единодушное возмущение, которое он видел на лицах окружавших его людей.
Машина тронулась. Бормоча что-то, он схватился за борт и неуклюже поскакал за ней, пытаясь забраться в кузов.
— И-и, — разочарованно протянул Швабля, — а на центральной хорохорился, наскакивал драться. Я думал, его все боятся!..
— В поселке он потому хорохорится, что большинство
Уже после отъезда Мухортова, пока ребята пили молоко, кто-то углем написал на двери избушки рядом с карикатурой:
Ехал Яшка, жег бензин, Шибко торопился, Да заехал в магазин, Кое-что там прихватил — В канаве очутился.Прочтя эти стихи, бригадир переменился в лице.
— В какой магазин? Что прихватил? Кто видел?
Никто не изъявил желания объясняться с ним. Бригадир не без основания заподозрил, что и это — проделка заявившихся на стая робот.
— В пыль сотру! Язык выдеру! — двинулся он на них.
Так и не поняв, отчего стихи, посвященные Мухортову, вызвали бурный гнев бригадира, путешественники должны были уносить ноги.
Чертик, Багира и еще кое-кто
До Суетинки добрались только после захода солнца. За омутистой речкой по взгорью темнел лес. Над ним подымалась туча. Формой своей она напоминала полуразрушенный замок, а лес у ее основания был похож на стену из черного камня. На опушке стояла огромная голая сосна без вершины. Редкие кривые сучья, точно змеи или корявые руки бабы-яги, тянулись в стороны. Чудилось что-то зловещее в этом одиноком засохшем дереве, от него все вокруг казалось еще более мрачным и суровым.
Было тихо, пустынно. Темная вода между обрывистых берегов поблескивала ледяными полосами. В широком омуте глубоко-глубоко мерцала одинокая звездочка. От мысли искупаться в этой бездне у Никиты под рубашкой прошел холодок.
Сбывалось как будто все, о чем он мечтал в городе. Вот дремучий лес, омутистая речка, костер на берегу. Только в городе ночь не казалась такой черной и неуютной. Никита мечтал об опасностях — и вот они в самом деле подстерегают кругом.
— Глухомань! — сказал Швабля. — Здесь человеческая нога не ступала.
Олег опасливо поглядывал в сторону леса — страхота!
Никита старался не выказывать своих истинных чувств.
— Да ну трусить! — бодро воскликнул он. — На других планетах космонавтам не такие опасности грозят. Я читал: на Венере — вот где чудовища водятся!..
— Не знаю, кто водится на Венере, — прервал его Митька, — а здесь волки наверняка есть.
— Волки что! — заявил Швабля, любивший рассказывать про диких зверей и растерзанных охотников. — Волки — мелочь. Медведь — это действительно. Был однажды случай. Остановились охотники
— А дальше… А дальше что? — торопил Орешик.
— Вот медведь и давай их потрошить. Одному ноги, руки, голову — все как есть назад повернул.
— Во-во, — живо подхватил Никита, — я слышал, с тех пор тот охотник и ходит задом наперед. А знаешь, что медведь со вторым сделал? Раздел и к дереву привязал.
— Чем? — удивился Семга, принимая все за чистую монету.
— Охотничьими кишками! — нашелся Швабля.
— Точно! — подтвердил Никита. — Врачи потом целую неделю его оперировали, кое-как спасли.
Митька только головой крутил.
— От брехуны! На пару у вас еще складней получается.
Шутливая болтовня развеселила ребят. Они начали храбриться друг перед другом, громко кричать, слушая лесное эхо. Лишь Орешик приставал к Митьке, чтобы тот на всякий случай для острастки зверям бабахнул из ружья.
— Не трожь! — хмуро сказал Митька, заметив, что Орешик вертится около двустволки.
— И совсем я не трложу!.. Как это оно без курлков стреляет? Может, оно и не стреляет вовсе?
— Хватит курлыкать! — прикрикнул на него Митька. — Айдате шалаш строить! Еще надо удилища вырезать, чтоб утром не возиться.
Ровного длинного тальника для удилищ поблизости не оказалось. Семга предложил сплавать на другой берег, где кустарник был гуще и выше.
— Поди, ты и поплывешь? — спросил Швабля, подбрасывая хворост в костер.
Вопрос, приправленный заметной долей ехидства, задел Семгу, считавшегося лучшим пловцом среди ребят.
— А что? Думаешь, струшу? Давай наперегонки.
— Понятно. Один боишься переплыть омут — удумал меня на подначку сманить?
— Надо мне тебя сманивать… Ты, поди, плаваешь, как топор.
— Салага зеленая! С обрыва нырну, а на той стороне вынырну.
— А я, что ли, не вынырну?
— А ну, давай!
Спорщики мигом разделись и стали на край обрыва.
— Приготовились! — скомандовал Швабля, приседая и отводя перед прыжком руки назад. — Раз, два, три…
Руками взмахнули оба, но прыгнул один Семга. «Заклинатель змей» в последний миг удержался на краю обрыва, с любопытством следя за товарищем.
Описав небольшую дугу в воздухе, Семга, как заправский спортсмен, вошел в воду головой.
Скрылось Семгино туловище, а ноги, согнутые в коленях, почему-то остались над водой. Раз-другой они шевельнулись, потом медленно погрузились в омут. Вместо них показался комок грязи. Это вынырнула Семгина голова.
Пловец стал на четвереньки, отплюнулся и разочарованно произнес:
— Тут мелко! Топина, как в болоте!
— Я так и предполагал, — натягивая рубаху, Швабля слегка лязгал зубами от холода. — Заплыв отменяется. Переходим с кроля на бррроль…