Железнодорожница 2

Лондоковская Вера

С наступлением сумерек тетя Рита обошла все комнаты и задвинула шторы. Вроде и шестой этаж, а домов вокруг так много. Будь я одна в такой квартире, наверно, вечерами выключала бы свет и смотрела на эти бесконечные светящиеся окна. Одни светятся мягким отблеском голубых, розовых, желтых штор — ощущение вечернего уюта. Другие без штор, и то и дело снуют силуэты людей, и от этого тоже на душе приятно.

Дед с тетей Ритой сидели в зале под абажуром и рассматривали семейные фотографии. Благо, их было много. Особенно меня поразила одна, дореволюционная. На ней были родители деда и, получается, дедушка и бабушка

Альбины. Явно где-то в ателье снимались. Столик с цветочной вазой в углу, в кресле сидит женщина в длинном платье, рядом с ней стоит мужчина — с лихими усами, в военной форме и с георгиевским крестом.

— Папа был урядник в казачьем войске, — рассказывала тетя Рита, — а мама занималась домашним хозяйством. В те времена женщины не работали. А жили они в частном доме около вокзала.

— Так это же центр города, — я вспомнила вокзал и ряд домов от него, если идти направо, — там сейчас девятиэтажки стоят.

— Вот, там, где сейчас девятиэтажки, был наш дом, — сказал дед.

— Интересно, значит, дом был в центре, а квартиру дали на окраине? — не удержалась я.

— А ты не помнишь, как рыдала из-за этого? — протянул дед. — Да и мы все переживали. Еще бы, всю жизнь прожить в центре, и вдруг езжай на эту Енисейскую. А у тебя проблема была, в десятом классе школу поменять, перед самым выпуском. Неужели не помнишь?

Я на секунду замерла.

— Да помню, конечно.

— Нет, нам сказали, конечно, — продолжал вспоминать дед, — мол, если хотите, через год получите квартиру в этих домах рядом с вокзалом. Ну, а где бы мы этот год жили всей семьей?

— Альбина, должно быть, в тринадцатой школе училась? — прищурилась тетя Рита, и дед кивнул. — О, я тоже в свое время там училась. Такое здание великолепное, дореволюционной постройки, а учителя какие!

Она повернулась ко мне:

— Каменев при тебе работал? У нас он физику преподавал, совсем еще молоденький, но такой учитель — до мозга костей!

Я окончательно растерялась. Ох, уж этот вечер семейных воспоминаний! Вот скажу сейчас, что да, был такой Каменев, а дед скажет — не было такого! А мне самой откуда знать, ведь я попаданка! Ладно, скажу, что не помню, мало ли. Всякое бывает.

Но тут, к счастью, дед заинтересовался очередными фотографиями:

— А это Коля твой?

— Да, — на лицо тети Риты набежала тень, — здесь он за год до смерти, и не узнать уже.

— Да, — тяжело вздохнул дед, — день Победы в Берлине встретить, а потом всего два года прожить…

— Так у него ранения знаешь какие тяжелые были, — вздохнула и тетя Рита, — и он такой не один. Сколько людей в первые годы после войны умерли, не сосчитать. В тяжелые времена держались, даже простудой не болели. Зато потом…

Она махнула рукой.

Где, интересно, Ритка, ей бы посмотреть эти фотографии, как подрастающему поколению.

И тут из спальни донесся Риткин истошный вопль.

Мы все подскочили и рванули туда, но девчонка уже бежала нам навстречу с перекошенным лицом:

— Меня Хомочка укусила!

— Так ты ее наверно обидела? — тетя Рита всплеснула руками и захлопотала в поисках бинта и зеленки.

— Ну да, я отпустила ее погулять по комнате, а потом-то ей надо было возвращаться, а она не хотела. И я ее схватила.

— Приманивать надо лакомством, чтобы в банку сама вернулась, — наставительно

сказал дед, — а так, конечно, укусит! Схватила она ее. У них же вся защита — это зубки! Тельце маленькое, лапки тоненькие.

— Она меня обидела, — не унималась Ритка, — в самых лучших чувствах!

— Не переживай, — погладила я девчонку по головке, — она тебя еще не раз укусит. Ой, а где Хомочка-то?

Банка с обрывками газеты стояла пустая, а хомячка где-то бегала. И мы еще полчаса ловили пушистого грызуна по всей квартире.

На Ваганьковское кладбище мы поехали в десять утра. И народу в метро поменьше — все же не час пик. И, собственно, раньше там и делать нечего.

Вот и могила Высоцкого, от центрального входа сразу направо. Знаменитого памятника с гитарой и лошадьми еще нет, пока здесь просто табличка. И, конечно, все завалено живыми цветами. И люди, несмотря на будний день, толпятся с непокрытыми головами. Дед тоже снял свою неизменную кепку. Мы положили букетик хризантем, постояли.

— Да, великий артист был, — говорили люди в толпе.

— Говорят, пил много.

— А кто не пьет? Все пьют.

— Так его же не признавали, вечно препоны всякие, вечно проблемы. Вот он и пил. Эх, такого мужика загубили!

— Говорят, скоро памятник ему поставят. Огромная глыба, а в нее будто метеорит врезался.

— Да нет, просто глыба из куска метеорита, и надпись — «Высоцкий».

Отдав дань памяти великому артисту, мы пошли дальше, искать последнее пристанище Есенина. Благо это было недалеко, и огромный белый памятник виднелся издалека. Великий наш красавец-поэт был высечен на фоне белого мрамора — молодой, кудрявый, в русской рубашке. Как и просил в своем стихотворении: «Положите меня в русской рубашке под иконами умирать».

Там тоже стояла толпа, а перед ней — невысокая женщина в очках, по-видимому, экскурсовод или просто активистка, которая взахлеб рассказывала об истории этой могилы.

— И вот, через два года после смерти Сергея Александровича, его верная поклонница, подруга и соратница Галина Бениславская пришла на эту могилу. Только вы не подумайте, товарищи, что она пришла за два года впервые. Нет, она часто здесь бывала. Но тем холодным декабрьским вечером несчастная женщина пришла сюда с определенным намерением. Она долго стояла у могилы любимого человека, курила, писала предсмертную записку. Это происходило, как вы понимаете, поздним вечером, в темноте, в снегу. И вот когда…

Тут мне стало не до трагедии, о которой так увлекательно рассказывали. Потому что я увидела в толпе… Пашиных! Я себя почувствовала так, будто сейчас и впрямь снег и холод, да вдобавок меня холодной водой из ведра окатили.

Я еще раз внимательно взглянула на кубышку в ситцевом платье. Точно, она! Повернулась посмотреть, где там ее дочка. Она-она, Валюша собственной персоной. И тот же самый длинный хвост, схваченный заколкой-автоматиком. И те же бледно-голубые глаза навыкате.

Да блин! Откуда, ну откуда они вывалились, эти Пашины? У меня слов приличных не было. Все маты Вадима моментально всплыли в памяти. Черт бы их побрал, этих Пашиных! В одном районе жили, и то случайных встреч на улице не было. Всего один раз встретились, когда они к нам шли. А тут, в таком огромном мегаполисе, шутка сказать, в Москве!..