Железнодорожница
Шрифт:
— Слушайте, я понять не могу! — вскинулась я. — Что за такие выражения: «новый папа, новая мама»! Нинка-то еще жива! Она молодая, организм молодой, может, еще выкарабкается.
— Организм, может, и молодой, но очень нездоровый, — возразила Светка, — у меня же соседка в больнице работает, и я ее просила узнать, что там да как.
— И что? Что врачи говорят? — заинтересовался Вадим.
— Да хреново все. Голову налысо побрили, операцию сделали, а ни за что не ручаются. Хотят Нинку домой выписать. Мол, все, что могли, сделали.
Все
— Хоть Володька мне родной сын, но я бы с ним в разведку не пошел!
Мы все повернулись на голос. В дверях стоял дед, которого мы даже не заметили, увлеченные беседой.
— Ты это давно понял? — спросила я.
— Очень давно, — подтвердил дед.
— И я давно, — мучительно покраснев, выдавила Маша.
— И я, — присоединился к их голосам Вадим.
— Я тоже, — согласилась я с ними.
И, хоть я не знала Володьку так долго, как они все, я его раскусила с первой же встречи тогда, в ГУМе. Обаятельный прохвост. Улыбается, трепется про свои успехи, хвастается своими заработками, вот глупые женщины и ведутся. И как еще дед сказал — «не пьет»? Да лучше бы он пил.
— Значит, я дура? — обиженно тряхнула кудряшками Светка. — Вы все ему не верили, а я одна поверила!
— Да никто тебе такого не говорит! — урезонил ее Вадим. — Тебя тоже понять можно, столько лет одна!
— Вот-вот, — тяжело вздохнула Светка, — так сильно замуж хотелось! И не подумала ни о чем. А ведь если человек один раз предал, непременно предаст еще раз. И главное, меня он тогда отшил потому, что я разведенная с ребенком. А у этой бабы аж двое детей, и ничего, не помешали.
Голос ее предательски задрожал, казалось, она сейчас опять заплачет. И дед поспешил перевести тему.
— То есть, пока у него жена в больнице, он по бабам бегает, — возмущенно сказал дед, — вот и кто он после этого?
— Подожди, а ведь дети сказали, он уже полгода к ним ходит, — вспомнила я детали Светкиного рассказа, — стало быть, он нашел другую бабу сразу, как у Нинки проблемы с головой начались. Он же говорил, что она полгода как стала окончания слов путать. Ну и гад же он! Слушайте, а давайте его накажем! Кто «за»?
— Мы накажем, а та баба примет и пожалеет, — возразил Вадим, — и толку?
— Так мы и с той бабой поговорим, да так, что и она больше не примет.
— Так он другую найдет, — засмеялась Светка сквозь слезы.
— И как мы его накажем? — тихо сказала Маша. — Мусора под порогом насыпем? Голубей к его балкону сгоним? Глупо же.
— Его жизнь накажет, — припечатал дед.
Тишину нарушали лишь веселые голоса Ритки и Юрочки, доносившиеся из маленькой комнаты.
Тем громче прозвенел очередной звонок в дверь.
Боже, да что же это такое? Когда это кончится? Кого там еще принесло?
В зал, как вихрь, внеслись две совершенно одинаковые девочки лет шести-семи. Все у них было одинаковое: и лица, и одежда, и даже бантики на макушке. Судя по тому, что следом за ними вошел Володька, это были его дочки.
— А как вас
— Так, дети, идите-ка играть на улицу! — выпроводил дед шумную ораву во двор.
Правильно, пусть себе играют, пока им неведомы взрослые проблемы. Представляю, какая грызня сейчас начнется!
— Ты что это натворила? — навис над Светкой Володька. — Детей бросила, сама куда-то побежала! Тебе их доверили, а ты!
— Да пошел ты со своими детьми! — Светка подпрыгнула с дивана, схватила мужика за руки и попыталась пнуть его коленом под причинное место. Однако, Володька перехватил ее руки и уворачивался, как мог. — На себя посмотри! Пока жена в больнице, к какой-то бабе на Угольную таскаешься! А мне что говорил? Что тебе женщина с ребенком не нужна, да?
Мы все подскочили со своих мест. Дед и Вадим пытались оттащить дерущихся друг от друга.
— Так ты не из добрых побуждений мне помогала, да? — яростно вопил и вырывался брат Альбины. — Ты хотела через детей меня к себе заманить? Только нахрен ты мне сдалась, такая экономная? Чтобы ты меня голодом заморила? Чтобы в столовую для слепых водила? Если хочешь знать, у моей женщины с Угольной все всегда есть — и первое, и второе, и салатик, и компотик!
Володька, удерживаемый Вадимом, вытянул ногу вперед и попытался наступить Светке на ее ногу, но она, вывернувшись, упала обратно на диван.
— Ну-ка сядь, отдышись! — дед отвел сына от Светки и подвинул ему стул. — Ты что тут концерты устраиваешь? Зачем орешь? Соседей пришел смешить? Хочешь поговорить — говори спокойно.
— А что она вытворяет? — Володька, весь красный, взлохмаченный, с перекошенным ртом, махал в сторону Светки рукой с оттопыренным указательным пальцем.
Я взглянула на Машу. Та смотрела на Володьку украдкой, но с нескрываемым отвращением. Вот и хорошо, пусть поймет, что не стоит он ее возвышенных чувств.
— Что тебя не устраивает, я не понял, — спросил дед, — ты сам привел своих детей в чужой дом и ждал, что там им жопу подтирать будут? А у людей что, своих дел нет? Знаешь, мы с матерью ни у кого своих детей не оставляли.
— Так я хотел их приводить в свой дом — нет же, Альбина в позу встала!
— Что? — я сделала свирепое лицо. — Какой еще твой дом? Этот дом перестал быть твоим с того момента, как ты родителей в суд повел, размениваться.
— А где мне было жить? — отчеканил Володька, разворачиваясь ко мне. — Где, я тебя спрашиваю? В очередь на квартиру меня не ставили, мол, и так городскую прописку имеешь, живешь в шикарных условиях. А Нинка не захотела с моими стариками жить ни в какую! Вечно шипела на мать. Вечно ей не нравились то шторы, то печка! Вон, отец помнит, как Нинка шторы с окон срывала и бросала матери в лицо: «Выбросите свой хлам!». Тебе хорошо, ты дворником работала и квартиру отдельную получила.