Железнодорожница
Шрифт:
— Как зачем? Знаешь, какие там туфли потрясающие продаются, в обычном магазине таких не найдешь!
— Так они же белые, свадебные!
— А они их носят просто под белый костюм, как обычные.
Пашины у нас так и не появлялись. С того дня, как я сказала, что мы теперь будем ходить друг к другу по очереди, Валентину с ее дочкой как корова языком слизала.
— Хоть бы для приличия появились, — посмеивался дед.
— Да таким людям твои приличия нужны, как собаке пятая лапа, — я как раз-таки
— Да в отпуск они умотали, как пить дать, — лениво вступал в разговор Вадим.
— Что ж это за подружка, — говорила я, — которая не зашла перед отъездом?
— Так она же знает, что ты начнешь просить привезти какой-нибудь дефицит из Москвы, — объяснил Вадим, — они перед поездкой стараются ни к кому не заходить. Обычно недели за две до поездки пропадают.
Ни Светка, ни Маша с того скандального дня не появлялись. Может, неприятно им было после той отвратительной сцены. А может, поняли, что ничего хорошего от Володьки не дождутся.
А у Володьки дела и впрямь были плохи. Пару раз он звонил, и даже один раз зашел с того дня. Рассказал страшное.
Нинку выписали из больницы, несмотря на ее ужасающее состояние. При этом ничего конкретного врачи не говорили, не давали никаких прогнозов.
— Я их пытал-пытал, — сокрушался Володька, — а если ей хуже станет, что делать? А они руками разводят: «Вызывайте тогда скорую». Я у одного, самого главного, спросил потихоньку: «Вы что, домой ее умирать выписываете?»
— А он что? — спросил дед.
— Да ничего, — с досадой поморщился Володька, — руками разводит и молчит, как партизан. Я весь день на работе, девчонки в садике. И вот кто за ней ухаживать будет?
— Так она что, вообще не встает?
— Она только сесть может, и то с трудом. Придется сиделку где-то искать.
— А как же твоя женщина с Угольной? — не преминула я напомнить. — Неужели не согласится помочь?
— Во-первых, она сама работает, — парировал Володька, — во-вторых, как ты себе это представляешь — любовница ухаживает за женой?
— Нет, но хотя бы девчонок она могла бы к себе забрать.
— Не знаю, — шумно вздохнул брат Альбины, — мы всего полгода встречаемся. Даже не знаю, как о таком просить.
— Да обыкновенно — денег дать. Или ты соврал, что хорошо зарабатываешь?
— Нет, зарплата у меня хорошая, — но взгляд у Володьки был, как будто даже это его не радует.
Когда Володька ушел, дед долго задумчиво смотрел в окно, а потом сказал мне:
— А помнишь, как они и Нинкой нашу маму называли, когда она вернулась из психбольницы сама не своя. Не мама, не по имени! «Эта лежачая»!
— О-о-о! — не удержалась я. — Неужели так бывает в жизни, а? Прям мистика какая-то. Неужели это им бумеранг прилетел? Да еще так
— Ничего не быстро, — мотнул головой дед. — Я иногда посмотрю на Володьку, и так жалко его становится! Первый человеческий порыв — помочь ему, что-то сделать. А потом как вспомню, как они нашу маму называли, так вся жалость куда-то пропадает.
— Есть пословица такая: «Не плюй в колодец», — напомнила я, — в жизниникогда не угадаешь, к кому придется за помощью обратиться придется.
Мне предстоял очередной насыщенный день. До поездки надо было успеть сделать многое, но главные задачи — отвезти материалы Пал Санычу на кафедру и забрать готовую форму из ателье.
Я решила сначала заехать в институт, а оттуда рвануть в ателье.
Через пару остановок от дома я увидела из окна автобуса, что на улице все посерело, и даже воздух налился тяжелым свинцом. Сначала стояла тихая серость, а потом вдруг заметалась от ветра пышно-зеленая листва на ветвях деревьев. И на стекло упали первые косые капли дождя. А я не подумала захватить с собой зонтик!
Впрочем, при таком сильном ветре зонтик бы не помог. А дождь, как нарочно, усиливался. И к моменту моего выхода из автобуса лил стеной.
От остановки до входа в институт всего пара шагов, но я успела вымокнуть насквозь. Легкое летнее платье в разноцветную полосочку прилипло к телу, обрисовывая и бесстыдно выставляя напоказ все интимные части тела. Но я больше переживала за бумаги с ценной информацией. Хорошо, что догадалась положить их в красивый прямоугольный импортный пакет.
Вымокшая до нитки, я открыла дверь кафедры и вошла в спасительное тепло и сухость.
На меня никто не обратил внимания. Надежда Аркадьевна сидела за столом с включенной большой настольной лампой и яростно била по клавишам, едва поспевая за речью Пал Саныча.
Над диссертацией работают, — догадалась я и решила не мешать. Наверняка будущему профессору пришла в голову новая яркая идея. Пал Саныч в такие минуты увлекается настолько, что забывает поесть.
— Ох, опечатку допустила, — беспомощно откинулась на стуле Надежда.
— Ничего-ничего, Наденька, это всего лишь черновик, — успокоил ее Пал Саныч, — не отвлекайся, пожалуйста.
И она опять усердно заколотила по клавишам печатной машинки.
И это только черновик! Представляю, скольких трудов ей будет стоить перепечатывать научный труд на чистовик.
Я решила пока разложить на столе листы с информацией, которые привезла. Чтобы успели просохнуть. К счастью, намокли они совсем чуть-чуть — спасибо импортному пакету. Осторожно промокнула салфетками, найденными здесь же, на кафедре, мокрые места, чтобы записи не размылись. Чистыми салфетками протерла заодно себе лицо и мокрые части тела.