Железные люди
Шрифт:
Это офицеров и мичманов берут на годы, и они проходят многократную проверку, хотя и здесь случаются ошибки, а в матросы берут лишь на три года; берут через военкоматы, где всегда процветали и безответственность, и вымогательство, и подкуп, и шантаж, и сведение личных счётов, и прочие безобразия; и поэтому-то здесь ошибки при подборе людей случаются во много раз чаще…
И вот тут-то необходимо сделать некоторое отступление и вернуться к прошлым событиям и предысториям.
Перегнать атомную подлодку из Северного Ледовитого океана в Тихий означает переместить с места на место не только
Корабль отдают безвозвратно.
И людей — тоже.
Корабли отдавать положено по плану — для того их там и производят в Северодвинске или в Нижнем Новгороде, чтобы потом отдавать куда-то. А вот экипажи…
Когда на Северном флоте высшее начальство думает о том, кем бы укомплектовать уходящие навсегда подлодки, то, естественно, задаются вопросом: а с кем бы и из людей мы бы тоже хотели расстаться навсегда?
Зачастую самых худших, самых скандальных подбирали, выметали и отправляли. Хотя и не все, конечно, были такими. Были и нормальные люди — просто неугодные кому-то, просто пострадавшие от каких-то несправедливых притеснений или элементарно случайные — попались под руку, вот их и отправили.
Но, ежели ледовый переход делался не налегке, а с крупным Чином на борту в качестве пассажира, то, согласно существующим обычаям, и Чин, и командир данного атомохода получали по Золотой Звезде Героев Советского Союза. Но поскольку героизм в стране победившего социализма носит, как известно, массовый характер, то для оформления этой массовости по специальным разнарядкам высыпались, как из рога изобилия, ордена и медали на весь экипаж в целом. И вот многие вчерашние хулиганы и дураки, о которых прежде говорили, что они — позор Краснознамённого Северного Флота, нынче вдруг украсились висюльками, которыми потом при малейшем случае начинали бряцать, бия себя в грудь:
— А ты такую имеешь?! Вот когда заимеешь, вот тогда и будешь выступать, а пока не гавкай!
— Вы и моря-то по-настоящему не нюхали, а мы — мы пробирались подо льдами!..
— Мы были на Северном полюсе, пока вы тут плескались в своём вонючем Тихом океане!..
— Мы шли через Арктику!..
— Мы перешли!..
— Мы прошли!..
То есть: мы совершили подвиг!
Но: БЫЛ ЛИ САМ ФАКТ ПОДВИГА?
Ведь те североморцы, которые не подвезли у себя на борту высокого Чина и не получили поэтому никаких наград, те как раз-таки и молчали. Значит, важно не само действие, а побрякушки — есть они у тебя, независимо от того, что ты сделал, или нету!
Такие экипажи сейчас же расформировывали.
Но отдельные группки задир и нахалов продолжали существовать и держаться вместе. «Северомошки» сталкивались с «тихоокеашками», происходили стычки, скандалы, драки. Кончались они гауптвахтой. И не только.
«Герой северных морей» матрос Ануфриев — подо льдами прошёл, но наградами был обделён по причине того, что считался человеческим отбросом (за что и был выброшен из Северного флота). Кроме спеси и зазнайства, он имел ещё и некоторые познания в японской борьбе каратэ плюс некоторую физическую силу и довольно приличную. Любимым его развлечением было отрабатывать свои приёмчики на тех, кто послабее. До увечий и серьёзных побоев он никогда не доводил дела, но поиздевался он над людьми всласть. Долго его терпели — целый год. И вот, когда ему до дембиля оставалось уже совсем недолго и он собирался продолжить свои тренировочки в родных Чебоксарах, —
Но адмирал был сильно и неприятно поражён увиденным.
И дело это стало раскручиваться.
Выяснилось, что в махании ногами чебоксарский блатняга замечался и раньше. И не единожды. Выяснилось, что он фактически держал в страхе и в повиновении многих матросов. Что он был властолюбив, жесток, капризен и не терпел ослушания от нижестоящих — бил и унижал за малейшую провинность.
А потом, при многотысячном построении, адмирал неожиданно объявил и ему, и всем остальным тысячам:
— Два года дисциплинарного батальона!
Ануфриев никак не ожидал такого поворота. Стоя на страшном плацу, на сыром ветру и на виду у всех, он вдруг съёжился, изменился в лице и сник так резко, что это заметили все собравшиеся, и некоторые даже сочувственно вздрогнули.
А адмирал продолжал, обращаясь уже к простым матросам:
— А вам — позор! Куда смотрели? Почему целый год терпели? Не могли ему всем миром один раз морду как следует набить, чтобы впредь неповадно было ногами махать!
«Как же! Набьёшь ему!» — мысленно возражали матросы наивному адмиралу.
И в самом деле: если бандит сколотил жёсткую пирамиду, то тронуть его одного, человека с первым номером, означает привести в действие всех его нижестоящих помощников, подручных и прихлебателей. А также дружков из соседних пирамид. Такого не так-то просто задеть. И такие пирамиды надо разрушать ударами сверху, а не ударами снизу. И такие операции должны проводить офицеры, а не «народные ополчения» из доведённых до отчаяния простых матросов.
Вскоре состоялся суд, и обещанные два года достались-таки махальщику ногами. Домахался!
И за две недели до дембиля Ануфриев загремел в дисбат на два года. А в дисбате его встретили такие же, как и он сам, и в первые же дни так хорошо поработали над ним и руками, и ногами, что сильно изменили ему и всегда такое наглое выражение лица, и всегда такое безотказное здоровье. На всю оставшуюся жизнь! Советский дисциплинарный батальон — это ведь очень серьёзная вещь. Дисбат можно сравнить разве только с немецким или сталинским концлагерем.
Было это год тому назад, Ануфриев продолжал в это время отбывать дисбатовский кошмар, и к нашей истории он вроде бы никакого отношения не имеет. Но два его дружка — матросы Остапенко и Кучковский — гуляли на свободе. Однажды, когда они в очередной раз подзалетели на гауптвахту, и их в числе других губарей вели куда-то на работу — что-то разгружать на каком-то очередном складе — они по пути на склад встретили своих ребят — «героев-североморцев», находящихся в городском увольнении и в загуле — по случаю недавнего выхода с этой же гауптвахты. Невзирая на окрики сопровождавших их часовых, вся компания — десятеро губарей и двое гуляк — зашла за какие-то заборы и там, на живописном берегу залива, уютно расположилась на брёвнах и стала нахально пьянствовать, а затем и горланить блатные песни. Компания подпоила и охранников тоже, так что те особливо и не выступали.