Железные люди
Шрифт:
Сам Гайдуков и не возражал против этого. Главенство Краснобаева по водолазным и аварийным делам признали само собою разумеющимся и люди из шестого отсека во главе с их командиром — капитан-лейтенантом Шаталовым.
Взаимоотношения между чинами у подводников и особенно атомных, были как правило проще и человечнее, чем во флоте надводном, а уж тем более — в сухопутных войсках, в которых подобное перераспределение власти вряд ли было бы возможным.
К сожалению, на данный момент только в этой части подводной лодки и принимались правильные решения и звучали верные
А рассуждали здесь так: всё наше жизненное пространство — это теперь шестой и седьмой отсеки. В шестом турбинном отсеке делать теперь особенно нечего. Выйти наружу и спастись можно только через отсек дизельный — отсек номер семь. И единственный человек, который до мельчайших подробностей знает, как делать такие вещи — это мичман Краснобаев, некогда получивший специальную подготовку в страшной школе подводных диверсантов. То есть — самый настоящий супермен безо всяких кавычек.
Все офицеры и мичманы шестого и седьмого отсеков безоговорочно признали его авторитет.
Сам Рымницкий находился в центральном посту, то есть в третьем отсеке, и именно здесь было сейчас очень неблагополучно: из соседнего четвёртого отсека поступала вода через водонепроницаемую переборку! Дверь и сама сверхпрочная стена отлично выдерживали давление воды и не имели никаких щелей или дырок, но те места, через которые в стене проходили кабели и трубопроводы оказались слабыми. То там, то здесь вода из затопленного отсека била тонюсенькими струйками. Глядя на них, Рымницкий не обольщался: струйки тоненькие и безобидные только сейчас. Позже они будут расти в толщине. Между тем в первых трёх отсеках уже и без того было много воды, проникшей сюда в самом начале через вентиляционную трубу. Эту воду некуда было девать, и она теперь сосредоточилась на нижних палубах и в трюмах этих отсеков.
Надо было что-то придумывать. Надо было спешить. Надо было уходить.
Капитан первого ранга Лебедев предложил:
— Аварийно-спасательный буй! Мы отдадим его, и он подаст сигнал SOS! Командир! Распорядись о том, чтобы отдали АСБ!
Рымницкий лишь мрачно усмехнулся: выпускники Академии Генерального Штаба — все они такие. Все забыли практику. Отдать буй? Ха-ха!
— Собственно, мой экипаж и я всего лишь несколько дней, как приняли эту лодку, и мы ещё не во всё вникли, — Рымницкий с трудом подбирал нужные слова. — Но я догадываюсь, что и на этой лодке то же, что и везде: аварийно-спасательный буй приварен.
— Как приварен? Разве такое может быть? — изумился Лебедев.
— Может. Так везде принято. На всех подлодках этого проекта. Могли бы и знать об этом.
— Нечего меня поучать! — заорал Лебедев.
Рымницкий спокойно продолжал:
— На большой скорости буй ведь срывается с корпуса и болтается на своём тросе и бьётся… Вот их и приваривают потихоньку на лодках этого проекта. Авось пронесёт!
Лебедев сплюнул и выругался матом.
— Но ведь это — нарушение!
— Конечно!
— Но почему у меня не было ничего подобного, когда я делал свой ледовый переход?!
— То был
— У меня другое отношение к делу было — вот что лучше скажите!
Рымницкий уже было вскипел и чуть было не закричал: да ведь это же я готовил к отплытию ту самую подводную лодку! Я, а не ты! А ты тогда пришёл на неё, на всё готовенькое, занял тогда моё место, прокатился на ней, получил, вместо меня, звание Героя Советского Союза и теперь ещё поучаешь тут меня!.. Но он сдержался и спокойно промолчал.
— И потом: ведь эта подлодка — совершеннее той, на которой шёл я! — продолжал орать Лебедев.
— Так точно! Это — шедевр. Но не в отношении спасательного буя.
Что толку препираться? Попытались отдать всё-таки буй.
Но мрачное пророчество Рымницкого всё-таки сбылось: буй не пожелал отделяться от корпуса, потому что и в самом деле был намертво приварен.
Глава шестнадцатая
Паника и паникёры
Паника, которая тихо и незаметно для офицеров и мичманов назревала среди матросов с момента появления двух беглецов, теперь стала разгораться всё сильнее и сильней. Несколько старослужащих матросов позахапывали себе все спасательные средства и категорически заявили о своём твёрдом намерении ВЫЖИТЬ. Любою ценой и за чей угодно счёт…
Паника на корабле, терпящем бедствие, — это вообще страшное дело. Особенно, если корабль пассажирский и паникуют на нём женщины: визжат, мечутся, рвут на себе волосы…
А если корабль военный, но всё равно везёт на борту пассажиров, и если эти пассажиры не бабы, а блатняги, получившие воспитание в подворотнях, в городских шайках, от ненормальных или преступных родителей, порою сидевших-пересидевших, то тогда что?
То тогда это, без сомнения, страшнее.
Блатняги — они ведь не только исключительно сильно подвержены истерике, но ещё и отличаются и жестокостью, и низостью…
Но как же так? Ведь это же атомный подводный флот, куда отбирают лучших людей! Откуда и как на нём взялись блатняги?
А вот так: военкоматы при определении морального облика призывника прежде всего смотрят,
— сидел он или не сидел,
— имел ли приводы в милицию или не имел,
— хорошую ли предъявил комсомольскую характеристику или плохую.
Вот и всё определение.
Но поскольку плохих характеристик при сдыхивании на службу в армию или во флот не дают никогда и никому, поскольку отбросы общества, пребывая в юном возрасте и на самом взлёте своей преступной жизни, могут и не попасть в поле зрения правоохранительных органов (это им ещё предстоит!), и поскольку в комсомоле состоять может с одинаковым успехом и скромная школьница-отличница и грабитель, который режет людей, то отсюда и все последствия.