Железный человек (сборник)
Шрифт:
Вошел Кэви. Безо всяких вступлений он перешел к делу.
— Наши уважаемые шефы («Кто они?» — мелькнуло у меня в голове) весьма заинтересованы в завершении работы.
«Что за работа?» — раздумывал я. За все время пребывания в институте я трудился на каком-то узком участке общего дела, не имея о нем в целом никакого представления. Я утешал себя, что еще не настало время, когда мне могут доверить решение общих вопросов, был скромен и ненастойчив. Но сейчас во мне зажглось желание возразить профессору во всем, что он скажет.
— Мною получено от господина Стокса письмо, в котором он намекает на возможность скорейшего завершения проблемы «А». По разделу «А» работают ваши лаборатории, — обратился он к Моду. —
— Отлично, — ответил тот и кратко изложил результаты.
— А у вас? — обратил Кэви свой взгляд на Старкера.
— Все хорошо, профессор.
— У вас? — обратился Кэви к Бенье. Едва выслушав ответы, он обращался к другим и получал быстрые, словно заученные, рапорты.
«Комедия, комедия, — думал между тем я, испытывая сильнейшее раздражение. — Он наслаждается властью над этими подобиями людей, он создает имитацию ученого собрания».
Меня и Кэмпера Кэви вопросами обошел. Он перешел к краткому заключению.
— Я думаю, уважаемые коллеги, — заявил он с улыбкой, что на сегодня наши дела идут в строгом соответствии с программой Мы можем послать вполне утешительное письмо господину Стоксу. Надеюсь, вы согласны.
— Согласны, — как эхо, повторило несколько голосов.
— Не согласен, — поднялся я со стула, — повторяю, не согласен? Что это, ученое собрание? Мне неясно, для чего все наши вычисления, вся наша работа! А вам. — я впился глазами в присутствующих, — вам ясно? Молчите…
Кэви попыхивал сигарой и невозмутимо улыбался каким-то своим мыслям. Кэмпер задумчиво уставился в окно. Ему, как и мне, претила эта комедия.
— Не смею задерживать вас, господа, — сказал Кэви с нарочитой любезностью. — Да, простите, мистер Крафт, — будто бы спохватился он. — Еще несколько минут…
Я остановился. Мы молчали. Даже профессор, этот человек, так владеющий собой, был явно в минутной растерянности. Я видел, он не знает, с чего начать.
— Скажите откровенно, мистер Джон, — спросил он наконец. — вам ведь все это кажется немного странным?
— Да, профессор, не только странным, но, извините, нелепым.
Кэви нахмурился.
— Вы излишне возбудимы, в этом первый ваш большой недостаток. Второе, вы привыкли к умственным шаблонам, устоявшимся шаблонам человеческого мышления Неудивительно. Плод воспитания, плод устойчивого общественного гипноза. Гм… Я вот размышляю, выдержите ли вы то, что я вам покажу, не повлечет ли это за собой печальные последствия. Впрочем, последствия — чепуха!
Я выжидательно смотрел на профессора, а он колебался. прежде чем принять какое-то неизвестное мне решение.
— Я уже говорил вам, мистер Джон, что нахожу вас достаточно способным для моего большого дела. Но вы должны отбросить ваш природный негативизм и меньше, меньше копаться в самом себе! Пойдемте.
Кэви открыл дверь второго кабинета, и мы прошли туда. Как я писал уже, это было сравнительно небольшое помещение, заваленное книгами, чертежами, приборами. Все это загромождало столы, полки, лежало на покрытом линолеумом полу.
Добрую четверть комнаты занимал большой шкаф черного дерева, плотно приставленный к стене.
Я обежал взглядом помещение, в котором впервые явилась мне страшная разгадка. Тщетно пытался представить себе, что намеревается показать мне профессор. Ничто не привлекало взгляда. Книги? Чертежи? Какой-нибудь хитрый прибор?
Между тем Кэви долго шарил рукой по карманам, извлек наконец, большой ключ и подошел к шкафу. «Ну, так и есть, подумал я, — он хочет показать мне какие-то проекты». Щелкнул замок, и за распахнутыми дверцами шкафа я, вопреки ожиданиям, увидел не полки с книгами и папками, а сплошную мелкоячеистую металлическую сетку. В ней была небольшая дверка, обтянутая той же сеткой. Кэви достал еще один ключ и открыл дверку. Щелкнул выключатель, и при свете электроламп
Профессор жестом пригласил меня войти.
Мы уселись друг против друга на мягких кожаных сиденьях. Кэви тронул кнопку, и я почувствовал, что мы скользим вниз. Спуск был очень большой, как я полагаю, не меньше тридцати метров.
Выйдя из кабины, я увидел, что мы находимся в огромном совершенно пустом зале с куполообразным, матово светящимся потолком. В центре его поднимается большая, метра полтора в диаметре, металлическая колонна, внутри которой — лифт. От зала по радиусам расходятся в стороны восемь сводчатых, ярко освещенных коридоров. Над каждым из них на светящемся голубом плафоне отчетливо видны римские цифры, последовательно от одного до восьми. Пол зала покрыт черными и белыми плитками, в шахматном порядке. Такой же шахматный рисунок узким кольцом опоясывает зал по верхнему краю стены. Потолок сводчатый облицован плитками шестигранной формы, покрытыми люминесцентным составом. Состав дает приятное голубое свечение, отчего свод напоминает вечернее небо. Все это очень красиво и в то же время подавляюще! Профессор сделал знак следовать за ним. Мы направились в один из коридоров, над которым выделялась римская цифра «I». Коридор уходил вдаль. Он имел в ширину метров шесть и столько же примерно в высоту. Освещался он большими голубыми плафонами, расположенными с двух сторон на расстоянии метров десяти один от другого. На каждом плафоне чернели большие порядковые арабские цифры, с правой стороны — четные, с левой — нечетные. Стены гладкие. Я не мог определить, из чего они сделаны — из металла или какого-либо другого материала. Щелкнув ногтем по стене, я почувствовал легкую вибрацию, очевидно, это была обшивка толщиной миллиметров пять, неплотно прилегающая к кирпичной кладке. В коридоре стояла полная тишина. Наши шаги гулко отдавались вокруг. Впрочем, мне казалось, что весь воздух наполнен легкой, едва ощутимой вибрацией, что он словно наэлектризован, пронизан невидимыми излучениями. Мы шли и шли, профессор, не оборачиваясь, — впереди, я — за ним. Наконец он остановился перед плафоном, на котором была цифра 20.
— Здесь, — проговорил Кэви и нажал невидимую кнопку. Обшивка стены под плафоном поползла в стороны, и мы оказались перед дверью, ведущей в небольшой боковой проход.
— Идемте, — Кэви вошел в проход, я последовал за ним. Пройдя метров десять, мы оказались в просторном, хорошо освещенном помещении, вдоль стен которого выстроились металлические шкафы с огромными подвижными раструбами наверху. При звуке наших шагов раструбы быстро и бесшумно повернулись в нашу сторону. В дальнем конце комнаты стоял небольшой диван и рядом — столик с магнитофоном.
— Это семья музыкантов, — произнес профессор.
— Музыкантов? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Вы удивлены?
Кэви достал из маленького настенного шкафчика рулон с магнитной лентой и зарядил магнитофон.
— Вот послушайте, — он включил магнитофон и сел на диван.
Полились чудесные звуки какой-то незнакомой мелодии. Помещение отличалось великолепным резонансом. Я заслушался. Звуки рождали почти зримые образы. Я видел море, сверкающее зеленоватыми холодными валами, лес, освещенный пламенем заката, и разбежавшиеся по небу перистые облака. Передо мной возникла шумная многоголосая толпа… Но вот исчезла и она, и я увидел полутемный кабинет и ученого, склонившегося над своими рукописями. На лице его — напряженная работа мысли. Кто он? Кажется… я его знаю. Да ведь это же Кэви! Я внезапно осознал, что смотрю на него, вытаращив глаза, а он сидит и улыбается своей непонятной улыбкой. Магнитофон умолк, Кэви убрал рулон с лентой в шкафчик.