Железо и вера
Шрифт:
Глава 19: Шепот надежды
Руины Веридиан Прайм, опустошенное, скелетообразное свидетельство разрушительной силы неконтролируемой войны, стали маловероятным фоном для хрупкой, зарождающейся близости. В украденные моменты между патрулями, среди разрушенных остатков мира, поглощенного огнем конфликта, сестра Амара и солдат Кель искали убежища в обществе друг друга, их шепотные разговоры были хрупким контрапунктом симфонии разрушения, которая эхом разносилась по опустошенным улицам, постоянный, низкий гул отдаленного артиллерийского огня был болезненным барабанным боем, сопровождающим их шепотные признания. Тихие моменты, которые они разделяли, скрытые от любопытных глаз товарищей, стали святилищем, пространством, где они могли сбросить тяжесть своих ролей – набожной Сестры Битвы, облаченной в священную силовую броню, символ непоколебимой веры и праведной ярости, и усталого, циничного Гвардейца, обремененного своим лазганом и призраками прошлых сражений, – и просто быть двумя душами, лишенными своих социальных ролей, ищущими связи, понимания и, возможно, даже любви среди руин умирающего мира.
Мерцающий свет подобранных люменов,
Кейл слушал с напряженностью, которая удивила даже его самого, его взгляд был устремлен на ее лицо, он искал ответы в глубине ее глаз, его обычный цинизм на мгновение забылся, сменившись волной сочувствия, глубокого понимания молчаливой борьбы, которую она пережила. Он тоже знал горькую боль утраченной веры, сокрушительное разочарование, которое пришло, когда ты стал свидетелем ужасов войны, медленное, мучительное разрушение веры в справедливого и милосердного Бога. Он понимал надвигающуюся тьму, которая грозила поглотить ее, парализующий страх потерять то самое, что давало ей силу, то, что определяло ее цель в этой жестокой, беспощадной галактике, галактике, которая, казалось, была безразлична к страданиям ее обитателей.
В свою очередь, Кель говорил о своих мечтах, мечтах, которые казались такими же далекими и недостижимыми, как мерцающие звезды, кружившиеся по ночному небу над их разрушенным миром. Он говорил о жизни за пределами бесконечного, душераздирающего цикла войны, о жизни мира и покоя, о жизни, где постоянная, вездесущая угроза насилия была не более чем далеким, угасающим воспоминанием, призраком кошмара, от которого ему наконец удалось сбежать. Он рисовал яркие, пронзительные картины своими словами, образы жизни, по которой он тосковал, жизни, которую он боялся никогда не узнать – небольшой домик, расположившийся среди покатых зеленых холмов, купающийся в теплом, золотистом сиянии заходящего солнца, место, где он мог наконец сбросить тяжелое бремя войны и найти утешение, возможно, даже счастье, в простых радостях жизни, простых удовольствиях, которые он когда-то принимал как должное. Он говорил о жизни, где крики умирающих сменялись невинным смехом детей, где приторный смрад смерти сменялся сладким ароматом полевых цветов, цветущих на лугах, где оглушительный рев болтеров сменялся нежным журчанием кристально чистого ручья. Это была мечта, рожденная тоской, отчаянной, хрупкой надеждой на будущее, которое казалось все более невероятным, все более невозможным в галактике, поглощенной тьмой.
Когда они делились своими уязвимостями, своими сокровенными мыслями и чувствами, своими надеждами и страхами, между ними образовалась связь, такая же сильная и непоколебимая, как керамитовая броня, которую носила Амара, но такая же нежная и хрупкая, как полевые цветы, которые осмеливались цвести среди руин, свидетельство несокрушимой силы надежды в мире, опустошенном отчаянием. Это была связь, которая превосходила жесткие, удушающие социальные структуры Империума, связь, которая бросала вызов укоренившимся предрассудкам и догматическим убеждениям, которые разделяли их, молчаливый бунт против бесчеловечных сил, которые стремились определить их, контролировать их, ограничить их узкими рамками назначенных им ролей. Это было свидетельством несокрушимой, неудержимой силы общей человечности в мире, определяемом разделением и ненавистью, мире, где любовь, доверие и связь были столь же редки и драгоценны, как драгоценности среди обломков. Они нашли утешение в присутствии друг друга, чувство принадлежности, проблеск надежды в надвигающейся тьме, общую искру человечности, которая бросила вызов мрачной реальности их мира, истерзанного войной. И пока угли огня медленно гасли, а тени вокруг них сгущались, они держались за эту надежду, хрупкий маяк в буре, обещание будущего, где даже среди руин любовь могла бы найти способ расцвести, свидетельство несокрушимой силы человеческого духа перед лицом непреодолимых невзгод.
Глава 20: Запретный цветок
Время, извращенное и сломанное на разоренном мире Веридиан Прайм, казалось, одновременно ползло и летело. Дни сливались в недели, каждая из которых была изнурительным, неумолимым циклом жестоких стычек, отчаянных оборонительных действий, сражавшихся с волной воющей зеленой дикости, и постоянным, грызущим страхом перед следующим неизбежным натиском орков. И все же, среди неумолимой бойни и всепроникающего хаоса, среди рушащихся руин умирающего мира, что-то прекрасное, что-то драгоценное, что-то совершенно запретное пускало корни, медленно, осторожно росло на плодородной почве общей травмы и невысказанных желаний. Связь между сестрой Амарой и солдатом Келем, выкованная в раскаленном добела горниле общего опыта, углублялась, превращаясь во что-то гораздо
Украденные взгляды, полные невысказанной тоски, нерешительные, легкие как перышко прикосновения, которые длились на мгновение дольше, случайное соприкосновение пальцев, от которого по спинам пробегали мурашки, общие улыбки, мерцавшие, как пламя свечей в надвигающейся темноте, хрупкие маяки тепла в холодной, беспощадной реальности войны – это был безмолвный язык привязанности, шепчущее обещание чего-то большего, запретная связь, которая расцвела, неуверенно, но бесповоротно, в опустошенном сердце мира, охваченного войной. Они говорили приглушенными голосами, их слова были тщательно подобраны, наполнены двойным смыслом, их разговоры были тщательно выстроенным кодом, тайным языком, который могли расшифровать только они, щитом от любопытных глаз и ушей мира, который осудил бы их любовь. Они находили утешение в присутствии друг друга, убежище от ужасов войны, чувство мира, общее понимание, которое превосходило жесткие, беспощадные социальные структуры Империума, огромную, кажущуюся непреодолимой пропасть, разделявшую их миры, их убеждения, сами их существа.
Они знали, с леденящей уверенностью, которая глубоко засела в их костях, что их связь была опасной, преступлением против священных, непреклонных принципов Империума, вопиющим нарушением строгих правил, которые управляли их жизнью, их обязанностями, их душами. Адепта Сороритас, Невестам Императора, было запрещено формировать привязанности, их преданность, их сама сущность, зарезервированные исключительно для Бога-Императора и праведного искоренения Его врагов. Отношения с ничтожным гвардейцем, человеком из плоти и крови и сомнений, человеком, преследуемым призраками своего прошлого, человеком, который подвергал сомнению самые основы Империума, который он поклялся защищать, были немыслимы, мерзость, ересь, которая будет наказана быстро и беспощадно, предательство, которое обречет их обоих на вечное проклятие. Однако, несмотря на постоянную опасность, несмотря на потенциальные последствия, нависшие над ними, словно дамоклов меч, они не могли отрицать неумолимого притяжения, которое они чувствовали друг к другу, магнетической силы, которая притягивала их друг к другу, неоспоримого утешения, которое они находили в присутствии друг друга, хрупкой, отчаянной надежды, которая расцвела в их сердцах, непокорным цветком, пробивающимся сквозь трещины в бетоне, среди всепоглощающего отчаяния.
Они были двумя душами, потерянными и дрейфующими в огромном, беспощадном море насилия и отчаяния, цепляющимися друг за друга, как потерпевшие кораблекрушение моряки, цепляющиеся за кусок дрейфующего дерева в бушующем шторме, их единственное убежище в мире, который, казалось, был полон решимости уничтожить их. Они нашли утешение в своей общей уязвимости, тихом, глубоком понимании, которое превосходило слова, связи, которая бросала вызов жестким доктринам и удушающим догмам Империума, молчаливом восстании против сил, которые стремились контролировать их, определять их, отрицать их простую человеческую связь, которой они жаждали. Их любовь, запретная и хрупкая, нежный, невероятный цветок, расцветающий среди руин, была дерзким актом против мрачной, гнетущей тьмы 41-го тысячелетия, свидетельством несокрушимой, неудержимой силы человеческого духа, маяком надежды, какой бы хрупкой она ни была, в галактике, охваченной бесконечной войной. Это был опасный секрет, прошептанная молитва под оглушительный рев битвы, общая мечта о будущем, которое они, возможно, никогда не увидят, будущем, где даже среди руин любовь могла бы не только цвести, но и процветать, укореняясь и расцветая в самых неожиданных местах. И в тихой близости их украденных мгновений, среди опустошения и отчаяния, они нашли силу, стойкость, общее чувство цели, которое дало им мужество противостоять надвигающейся тьме, бросить вызов невозможным шансам, ухватиться за хрупкое, мерцающее пламя надежды, что их любовь, хоть и запретная, все же найдет способ выжить, расцвести, осветить тьму своим дерзким, непоколебимым светом, свидетельством непреходящей силы любви в галактике, поглощенной ненавистью.
Глава 21: Зыбучие пески веры
Руины Веридиан Прайм, залитые эфирным, кроваво-красным сиянием умирающего солнца, мрачный, апокалиптический закат, раскрасивший опустошенный ландшафт в оттенки огня и тени, стояли как молчаливые, скорбные свидетели запретного романа, опасного, нежного танца любви и преданности, разыгранного на фоне невообразимого опустошения и отчаяния. Останки разбомбленных жилых блоков, тянущиеся к небесам, словно пальцы скелетов, искривленные, изуродованные каркасы боевых машин, памятники разрушительной силе, не поддающейся пониманию, и всепроникающий, приторный смрад разложения, постоянное, леденящее душу напоминание о хрупкости жизни, образовали жуткую сцену для этой невероятной, неправдоподобной истории любви, хрупкий цветок, расцветающий среди терний войны, свидетельство несокрушимой, неукротимой силы человеческого духа, непоколебимое стремление к связи и любви среди ужасов галактики, охваченной бесконечным конфликтом. Украденные моменты между сестрой Амарой и солдатом Кейлом, когда-то источник утешения и силы, убежище от неумолимой бури насилия, бушевавшей вокруг них, теперь несли опьяняющий, ужасающий вес невысказанных желаний и растущих страхов, молчаливое, электризующее свидетельство бурных, противоречивых эмоций, которые боролись в их сердцах, угрожая разрушить тщательно возведенные ими стены вокруг своих душ, самые основы их убеждений. Каждый общий взгляд, каждое нерешительное, легкое как перышко прикосновение, каждое прошептанное слово, нагруженное невысказанным смыслом, теперь были наполнены опасной, опьяняющей силой, запретной сладостью, которая одновременно волновала их до глубины души и ужасала их потенциальными последствиями, опасной игрой, разыгранной с огнем ереси и проклятия.