Жёлтая магнолия
Шрифт:
Жаль она не взяла сумку, ей сейчас не помешало бы что-то сладкое!
— Вам нехорошо? — маэстро отделился от стены и подошёл, глядя на неё внимательно. — Идёмте в лодку. Расскажете всё позже. Держитесь за меня.
Он предложил согнутую в локте руку, но прикасаться к нему сейчас было не самым лучшим решением.
— Нет уж, я дойду, — Миа отмахнулась и направилась прочь из переулка, хватаясь за стену пальцами и всё ещё ощущая запах карболки, воска и подземелья.
А маэстро направился следом, тяжело опираясь на трость.
В лодку ей помог спуститься Пабло. А вскоре прибежал и Жильо,
— Ешьте. И рассказывайте.
В пакете оказались шоколадные трюфели джанджуйя с ореховой пастой внутри.
О-ля-ля! А маэстро необыкновенно щедр!
Джанджуйя — дорогая и очень изысканная сладость, которую патриции покупали чаще всего своим возлюбленным: куртизанкам, любовницам или невестам. И в другой момент Миа непременно бы сказала, что думает на этот счёт, но сейчас ей было не до колкостей. Мир всё ещё кружился и качался, и она просто отправила в рот три конфеты одну за другой, подумав, что маэстро, скорее всего, не просто так расщедрился.
Испугался, видимо…
Когда ужасная слабость прошла, она кратко рассказала о своём видении, но лишь о том, что видела в переулке. О Бари-ле-Мер и той девушке она предусмотрительно промолчала.
— Хм… Но экономка синьора Малатеста сказала, что видела полного мужчину в маске и карнавальном колпаке. Он нёс мешок, и над калиткой горел фонарь. А вы говорите, что было темно и их было двое. Не могла же она ошибиться? — спросил маэстро, внимательно глядя на Дамиану.
— Почему нет? Могла и ошибиться.
— Экономка синьора Малатеста — женщина серьёзная и очень скрупулёзная, и если она что-то видела, то так оно и есть, — задумчиво произнёс маэстро. — Её слову можно доверять. Так, значит, вы точно не видели этого мужчину в колпаке? Даже отдалённо, даже в тумане… или как там это у вас выглядит?
— Я же сказала, что не видела! — воскликнула Дамиана раздражённо. — Никаких колпаков и фонарей! Не знаю, что там за экономка, но в ту ночь в соттопортико было темно, как в ведре с углём! Никаких фонарей и никаких колпаков!
Он будто издевается над ней! Уже шесть раз спросил одно и то же!
— Ну хорошо, возможно, что вы и не соврали, — спокойно произнёс маэстро, задумчиво глядя на палаццо Криченцо. — Возможно, даже не направили меня по ложному следу…
— Что значит «не соврали»? Вы это о чём? — спросила Дамиана, доставая очередную конфету.
От сладкого головокружение наконец-то прошло.
— То, что вы прочли на записках в моём кабинете про фонарь и то, что я рассказал про мужчину, которого видела экономка Малатеста — это ложь, — ответил маэстро как ни в чём не бывало. — Я придумал это, чтобы проверить ваши способности, и специально подталкивал вас к тому, чтобы вы ухватились за очевидное. Можно ведь было сказать мне то, что я и так готов был услышать. И я думал, вы поддержите эту ложь, про мужчину
— Что?! Вы хотели, чтобы я рассказывала вам про мужчину в колпаке и маске, чтобы уличить меня во лжи?! Да вы просто подлец! — воскликнула Дамиана и со злости зашвырнула пакет с остатками конфет в канал. — Если я вам нужна только для того, чтобы ставить подобные опыты, то я пошла! Аревидерчи!
Она вскочила и даже успела схватиться за причальные поручни, но маэстро свистнул Пабло, и убежать ей не дали.
— Сядьте, — жёстко произнёс маэстро. — Мы ещё не закончили, монна Росси, так что никуда вы не пойдёте. Я предупреждал вас, что у меня невыносимый характер. Извольте терпеть.
— Терпеть? Мне надоело, что вы всё время видите во мне лгунью, шарлатанку и мошенницу!
— Так докажите обратное.
— А не шли бы вы к Зелёной Деве, маэстро, с вашими доказательствами? — выпалила она и тут же прикусила язык, потому что Пабло, Жильо и бульдоги-сикарио даже застыли от её наглости, глядя недоумённо на хозяина.
Вот сейчас её точно утопят в лагуне! Стоит ему только свистнуть и её утопят, как щенка!
Но маэстро даже в лице не изменился. Лишь сделал повелительный жест рукой, и все тут же отвернулись, как по мановению палочки дирижёра, и занялись своими делами: Пабло схватился за весло и заорал, что есть силы «Эй-ой-е!», сигнализируя, что лодка отчаливает, а Жильо с бульдогами перебрались на нос лодки. А Дамиана подумала, как же её бесит в этом Хромом всё! Буквально всё! Даже вот этот жест рукой! Это же надо так уметь выразить презрение ко всем одним лишь поворотом запястья! Как так у него это получалось — повелевать пальцами руки? И все они бросились, как собачонки, исполнять приказ!
Тьфу! Ненавижу патрициев! Ненавижу вас, маэстро Л'Омбре!
— Вы должны мне триста сантимов за рыбу, которую выбросил в канал один из ваших бульдогов, — буркнула Миа и отвернулась, принявшись разглядывать тёмную воду.
Всю дорогу они молчали, и у неё даже шея затекла, оттого что приходилось всё время сидеть глядя в сторону. Зато маэстро так и не перестал рассматривать её и напряжённо о чём-то думать, потому что выражение лица у него было сосредоточенное и хмурое.
В палаццо Скалигеров они шли так, будто Дамиана какая-то преступница: впереди Пабло, по бокам от неё бульдоги, а замыкали процессию косоглазый Жильо и сам маэстро.
Она слышала, как постукивает по мраморному полу его трость, и никак не могла отделаться от мысли, что трость эта бутафорская. Когда она упала в соттопортико, маэстро метнулся к ней уж как-то очень быстро. И взялся за эту трость, только когда они уходили, но при этом хромал он весьма натурально, и когда спускался в лодку, то поморщился от боли. Но, наверное, ей пока не стоит пытаться выяснить эту тайну. А может, и вообще не стоит выяснять. Кажется, цверрская поговорка «Чем больше замечаешь, тем меньше говори» как раз и придумана для таких случаев. Надо держаться подальше от тайн этого семейства.